После того как у Мэрайи нашли рак, она впервые стала нуждаться в дочери, и Энни всегда была рядом и даже отказалась от своей работы, когда дошло до того, что стало нельзя оставить мать одну.
- Как я могла воспитать такое робкое дитя? – обычно вопрошала Мэрайя. Однако в конце она стала бояться остаться одной, цепляясь за Энни и умоляя не покидать ее.
Энни потратила свои скудные сбережения на то, чтобы оплатить аренду любимой манхэттенской квартиры Мэрайи, чтобы матери не пришлось съехать, потом впервые в жизни завела кредитную карту. Покупала средства на травах, поскольку Мэрайя клялась, что они ей помогают, приобретала книги, питающие творческую натуру матери-художницы, и оплачивала специальное питание, не позволявшее ей так сильно терять вес.
Чем больше слабела Мэрайя, тем больше становилась благодарной.
- Не представляю, что бы я делала без тебя.
Эти слова проливались бальзамом на душу маленькой девочки, которая еще жила в глубине сердца взрослой Энни, страстно желавшей заслужить одобрение своей критичной матери.
Возможно, Энни бы умудрилась остаться на плаву, если бы не решила исполнить мечту матери о последнем путешествии в Лондон. Взяв еще кредитные карты, она неделю возила мать в инвалидном кресле по музеям и самым ее любимым галереям. Момент, когда в галерее «Тейт Модерн» они остановились перед огромным красно-серым полотном Нивена Гарра, показал, что жертвы дочери стоили того. Мэрайя прижалась губами к ладони Энни и произнесла слова, которые она жаждала услышать всю жизнь: «Я люблю тебя».
Энни с трудом выползла из постели и провела утро, обыскивая пять комнат коттеджа: гостиную, кухню, ванную, спальню и студию, служившую также гостевой комнатой. Художники, которые время от времени гостили здесь, дарили Мэрайе картины и небольшие скульптуры, более ценные из которых мать давным-давно продала. Однако что именно она сохранила?
Неожиданных находок Энни не попалось. Бугристый ярко-розовый диван и темно-коричневое футуристическое кресло, тайская богиня из камня, птичьи черепа, картина во всю стену, на которой изображен перевернутый вверх тормашками вяз. Мешанина предметов и стилей мебели объединялась безупречным чувством цвета матери – однотонные стены и плотная обивочная ткань барвинкового, оливкового и темно-серого оттенков. Бивший по глазам ярко-розовый цвет дивана наряду с уродливым радужным пластмассовым стулом в форме русалки служили, чтобы потрясать зрителя. Пока Энни грезила над второй чашкой кофе, то решила, что ей нужно провести более систематические поиски. Она начала с гостиной, занося каждый предмет искусства и его описание в блокнот. Было бы легче, если бы Мэрайя сказала, что искать. Или если бы Энни могла продать коттедж.
Тут надула губы Пышка.
«Незачем было возить свою мать в Лондон. Лучше бы купила мне новое платье. И диадему».
«Ты правильно поступила, - возразил вечно преданный Питер. – Мэрайя была неплохим человеком, просто никудышной матерью».
Милашка произнесла в своей обычной воспитанной манере, но слова от этого ужалили ничуть не меньше: «Ты сделала это для нее… или ради себя?»
Лео просто спросил с издевкой: «Все, чтобы завоевать мамочкину любовь, да, Антуанетта?»
Вот так обстояли дела с куклами. Они говорили правду, которую ей не хотелось слышать.
Энни выглянула в окно и увидела, как что-то движется вдали. Лошадь и всадник, четко различимые на фоне океана, серого и белого, ворвавшиеся в зимний пейзаж, словно все демоны ада гнались за ними. После еще одного дня дремоты с приступами кашля, потворствования своему хобби – рисования глуповатых мультяшных ребятишек, - дабы поднять себе дух, Энни больше не могла игнорировать проблему с сотовой связью. Выпавший за последнюю ночь снег превратил уже и так опасную дорогу в непроезжую, а это означало еще один поход на вершину скалы в поисках сигнала. Но на этот раз Энни решила держаться подальше от Харп-Хауза. Пуховик подходил для карабканья по скалам лучше, чем то отрепье, в которое она снарядилась в последний раз. Несмотря на резкий холод, временами выглядывало солнце, и тогда свежевыпавший снег искрился, словно присыпанный блестками. Однако забота чересчур обуревала Энни, чтобы дать насладиться красотой. Ей нужно было больше, чем просто мобильная связь. Ей требовался доступ к Интернету. Чтобы не дать преимущество над собой посреднику, нужно изучить все, что перечислено в инвентарном списке, а как ей это удастся? Коттедж не оснастили спутниковой связью. Летом в отеле и гостиницах предлагали свободный доступ к сети, но теперь их закрыли, и даже будь машина на ходу, чтобы доехать до городка, Энни представить не могла, как стучится в двери и ищет того, кто разрешит ей полазить в интернете.
Даже в теплом пальто, красной вязаной шапочке, которую Энни натянула на непокорные волосы, и закутав нос и рот шарфом, чтобы защитить дыхание, к тому времени, как она добралась до вершины, ее трясло от холода. Оглядев дом и окрестности, чтобы убедиться, что поблизости нет Тео, Энни нашла укромное место позади беседки и позвонила в несколько мест – в начальную школу в Нью-Джерси, где ей не заплатили за последнее представление, и комиссионный магазин, в котором оставила последнюю приличную мебель из квартиры матери. Ее собственная убогая мебель не годилась на продажу, и Энни просто вытащила ту на улицу и поставила у тротуара. Ей было так паршиво, что и деньги не заботили. «Я уплачу твои долги, - провозгласил Питер. – Я спасу тебя».
Тут ее отвлек шорох. Энни огляделась и увидела незнакомое дитя, сидевшее на корточках под низкими лапами большой красной ели. На вид девчушке было три или четыре года - маловато, чтобы гулять одной. Одета в розовый пуховичок и вельветовые штанишки – ни рукавичек, ни сапожек, прямые светло-каштановые волосы не прикрыты шапочкой.
Энни вспомнила лицо в окне. Должно быть, это ребенок Тео.
Она ужаснулась, представив Тео отцом. Бедная девчушка. Судя по тому, что тепло ее не одели, за ребенком смотрели из рук вон плохо. В свете того, что Энни знала о прошлом Тео, это, возможно, наименьший из его родительских грехов.
Девочка поняла, что незнакомка ее видит, и спряталась под ветви. Энни нагнулась и заглянула под дерево.
- Эй там. Я не хотела тебя напугать. Мне просто нужно было позвонить.
Дите просто таращилось на нее, но Энни сталкивалась с куда большими трудностями, чем иметь дело с застенчивым ребенком.
- Я Энни, на самом деле Антуанетта, но так меня никто не зовет. А ты кто?
Девочка не ответила.
- Снежная фея? Или может быть снежный зайчик?
Никакого ответа.
- Спорим, ты белочка. Но я не вижу орешков вокруг. Может, ты белочка, которая любит пирожные?
Обычно на такую глупость отвечают даже самые застенчивые детишки, но девчушка никак не прореагировала. Она была не глухая, поскольку вертела головой, как птичка, но судя по этим внимательным большим глазенкам, Энни понимала: что-то не в порядке.
- Ливия… - Раздался приглушенный женский голос, словно говорившая не хотела, чтобы кто-то в доме услышал ее. – Ливия, где ты? Иди сюда сейчас же.
Любопытство взяло верх, и Энни вышла, обогнув беседку.
Она увидела хорошенькую женщину с длинными роскошными белокурыми волосами, зачесанными на одну сторону, и округлыми формами, которые не могли скрыть даже джинсы и мешковатый свитер. Женщина неловко опиралась на пару костылей. Ливия!
Что-то знакомое проглядывало в женщине. Энни выступила из тени.
- Джейси?
Женщина покачнулась на костылях.
- Энни?
Джейси Миллс со своим отцом жила в Коттедже Лунного странника до того, как его купил Эллиотт. Энни не видела ее долгие годы, но вряд ли можно забыть человека, который однажды спас тебе жизнь.
Розовая вспышка, оказавшаяся маленькой девочкой Ливией, метнулась к кухонной двери, только замелькали облепленные снегом красные кеды. Джейси снова зашаталась на костылях.