Я поднял голову к убывающей луне и завыл от боли и огорчения. Перед глазами сверкали разноцветные круги, в ушах звенели колокола погребального перезвона. Я собрал в кулак последние силы и рванул в глубь парка, оскальзываясь на собственной крови. Сейчас все решала скорость. Отбежав метров сто, я, уже теряя сознание, перекинулся в человека. И тут же врезался головой в некстати подвернувшийся клен. Перед глазами запрыгали мелкие звездочки, из носа потекла кровь. Зато исчезли все звериные раны. Я отбежал еще немного и снова превратился в волка. Ну а теперь по дуге к другому выходу. И побыстрее! Там недалеко моя «пятнашка» припаркована. Ключи под задним бампером. Во всяком случае, я на это надеюсь. Хотя с моим сегодняшним везением — все может быть!
Машина — на месте. Я огляделся. Никого! Снова став человеком, быстро отпер дверь и, накинув плащ на голое тело, прыгнул за руль. Но успел только включить габариты и запустить двигатель, когда по ушам саданул вой сирены и в задний бампер уперся милицейский «Форд».
Я схватил мобильник и прижал к уху.
— Добрый вечер, милая! — громко сказал я молчащей трубке. — Ты там не сильно соскучилась? Я немного задержался, но скоро должен освободиться.
В окно постучали. Я опустил стекло.
— Лейтенант Мошкин. Ваши документы.
Я протянул ему всю стопку.
— Извини, дорогая, позже перезвоню.
Я спрятал телефон в карман. Лейтенант сверил мою физиономию с фотографией в водительском удостоверении и задумчиво произнес:
— А здесь вы что делаете?
— По телефону разговариваю. Жена позвонила, вот я в этом закутке и остановился.
— А почему не на ходу?
— Так вы же за это штрафуете.
— Блютус купите.
— Такой? — спросил я, доставая его из кармана. — Купил, вот только не всегда вспоминаю, что его с вечера зарядить нужно. — Я виновато развел руками.
— Проезжайте.
Фуф. Слава богу! Попроси он открыть багажник, возникли бы определенные проблемы. Объяснить отсутствие на теле иной одежды, кроме плаща, было бы несколько затруднительно. Но это мелкое везение не перекрывало общей неудачи. Песец исчез навсегда, и теперь вернуться к нам он мог только чудом. И все же шанс оставался. Ведь иногда вещи возвращаются в магазин. Так что все маршруты у меня теперь проходили через этот отдел. Двое суток Лена подлетала к двери каждый раз, когда я входил в дом. Горящие глаза внимательно обшаривали прихожую, выискивая обмотанный бумагой сверток. На третий день надежда оставила ее.
Зато сколько же было радости, когда спустя еще двое суток шубка в магазине появилась снова! Причем та же самая! Очевидно, взяли кому-то без примерки, а потом, когда не подошла, вернули обратно. Я снял песца с вешалки, погладил шелковистый мех и достал мобильник. Не прошло и пяти минут, как Лена влетела в магазин верхом на собственном визге. Глаза сверкают, реснички веером, щечки алые, ушки торчком — все как полагается. На улицу Их Кошачье Величество вышло уже в обнимку со свертком, в котором покоился тщательно упакованный песец.
Что ж, удача улыбается упорным — учтем на будущее! Но, как всякая разумная женщина, она любит осмотрительных. И потому от греха подальше я стал с тех пор гораздо внимательнее следить за временем. Ведь это из-за лишнего часа, проведенного за компьютером, возникли тогда сразу две «шкурных» проблемы: Лена чуть песцовую шкуру не упустила, а я своей волчьей мог запросто лишиться!
Не забудь я тогда поставить будильник на три часа, мы купили бы шубу в тот же день, и не потребовалось бы устраивать ночной поиск, не случилось бы этой дурацкой погони со стрельбой. Конечно, закончилось все хорошо. Но это — чистое везение. Шансы прикончить меня у сержанта имелись очень неплохие.
Хорошо, что Лена спит крепко. А то пришлось бы мне из спальни в гостиную на ночь отселяться. Почти каждую ночь один и тот же кошмар преследует меня. Опять, как в тот злополучный вечер, парк замирает в ожидании следующего выстрела. Стертые подушечки лап чуть холодит прелая листва. Я снова и снова поворачиваю голову в сторону преследователей. И каждый раз пуля ударяет на два сантиметра выше и разрывает надвое спинной мозг, лишая меня возможности убежать. Болевой шок не дает перекинуться в человека. Сквозь кровавую пелену я вижу вороненое дуло «ПМ» и сочувствующие глаза сержанта. Затем грохот выстрела вталкивает меня в звенящую тишину вечной ночи…
Я вскакиваю, срывая с мокрой груди липкое от пота одеяло. И лежу, уткнувшись взглядом в потолок. А на следующую ночь все повторяется сначала. Схватка, погоня, выстрел… Это нервы расшатались. Скоро они успокоятся, и все пройдет.
Есть проблема посерьезнее — возможные последствия происшедшего. Во-первых, меня могут наказать свои же за нарушение принципа невмешательства. Исключение из общины — стандартная кара за подобный проступок. Она ненамного мягче смерти. В одиночку оборотню в мире людей выжить непросто. А в моем случае, когда заканчивается очередная четверть столетия и на носу смена легенды, — это сложнее вдвойне. Во-вторых, получить от коллег на орехи по ошибке может какой-нибудь другой оборотень. И выйдет так, что я его подставил. А это ничуть не лучше, чем пострадать самому.
Так стоила ли овчинка выделки? Зачем было рисковать жизнью и здоровьем? Из-за шубы? Да если Лена узнает, что произошло в парке, она своего песца в тот же день в мусорное ведро засунет или в печку на даче!
А вот имело ли смысл лезть в заваруху ради спасения человека? Я же всегда был согласен с запретом на вмешательство в жизнь людей! И вот столкнулся с ситуацией, когда не смог поступить так, как считал правильным. Я не оспариваю сам принцип невмешательства. Он намного лучше существовавшей раньше вседозволенности. Слишком уж часто оборотни злоупотребляли своим могуществом. Люди не имели шансов в битвах один на один и объявляли в ответ тотальную войну.
Так продолжалось многие годы, пока не были приняты жесткие законы невмешательства оборотней в жизнь человечества. А спустя столетие выяснилось, что, отказавшись от произвольных превращений и оставив людей в покое, мы получили не только мир и процветание, но и долголетие.
Постепенно санкции к нарушителям ослабевали. Теперь за это уже не казнят. Да и изгоняют далеко не всегда. Но у меня не просто вмешательство в жизнь людей! Я виновен в уголовных преступлениях: нанесении телесных повреждений средней тяжести (по законам людей) и разглашении действием — именно так формулируется мое «качание маятника» — тайны общины представителю людской власти (по закону оборотней).
С другой стороны, увидев, как эти подонки окружили парня, я просто не мог оставить его на растерзание… Ведь никто из нас не бросил бы в этой ситуации другого оборотня. Так почему же к людям нельзя относиться так же? Большую часть своей жизни мы неотличимы от них! Что же получается? Мы живем с ними в соседних квартирах, сидим за одними школьными партами, трудимся бок о бок, а как только им нужна помощь — сразу в кусты, звериной сущностью прикрываемся? Не могу я так! И не буду! А санкции… Простили же меня тогда, в 1812-м. Когда загрыз двух французских мародеров, положивших глаз на дочку нашего кузнеца. Правда, война тогда шла. Она многое списывает… Да я и не гражданским в то время был, хоть и не военным. Армия нам противопоказана. А вот отряды партизанские — в самый раз! Тогда община решила, что я все правильно сделал… Авось и теперь как-нибудь обойдется.