Церковь взорвали следующим летом. Потом пришла война, и о словах батюшки надолго забыли.
Все началось после войны. В середине июля недалеко от деревни в кювете нашли разбитый колхозный грузовик. В расплющенной кабине — лишь пятна крови. Шофер Степаныч исчез без следа. Власти решили, что произошел несчастный случай, а шофера-де утащили волки. Только вот волков в здешних краях давно не видели.
Местное начальство всполошилось всерьез через шесть лет. Пропал районный партработник и три его приятеля, приехавшие на реку порыбачить. В разоренном лагере нашли засохшую кровь да изорванный рыбацкий сапог с куском человеческой ступни.
С тех пор каждые шесть лет в жаркий июль в окрестностях деревни пропадали люди. По округе ползли жуткие слухи. Говорили о бандитах, неизвестном науке животном-людоеде, потом — об инопланетянах, серийном маньяке-убийце и всегда о нечистой силе. Милиция заводила уголовные дела, но так никого и не нашла…
Люди стали уезжать. Особенно после того как безлунной июльской ночью пропала вся семья Коноваловых, живших на окраине. Вечер накануне был обычным, только слишком тихим, а утром соседи увидели изуродованный дом с проломами в стенах, выбитыми окнами и сорванными с петель дверями.
Прасковья Потаповна вспомнила и молодого милиционера, приехавшего в восемьдесят четвертом. Этот в нечистую силу не верил и рьяно искал человека или зверя. Когда наступил очередной июль, участковый взял автомат и ночами патрулировал опустевшую на две трети Лещёвку. Через неделю караульщик исчез. Искали его долго, милиция перевернула всю округу, однако единственной находкой стала горстка стреляных гильз да кусок автоматного приклада.
После того случая в течение двенадцати лет никто не пропадал, и о степном лихе начали забывать. В деревне даже поселился фермер — Дима. Он выстроил себе целый дворец, завел индюков и каких-то особых уток, больших и с хохлами. Россказням старых бабок не верил, только ухмылялся себе в бороду.
Когда в девяносто шестом сгинул Федька-пастух, никто не встревожился. Федька и раньше подолгу исчезал из деревни, особенно будучи в запоях.
Настоящий ужас пришел с июльской жарой в две тысячи втором. Кто-то заметил, что в фермерском доме выбиты стекла, да и тишина стоит какая-то не такая. Дурная тишина. Вызванные из города оперативники быстро оцепили весь прилегающий район. Что они нашли внутри дома, неизвестно. Прасковья Потаповна видела, как из дверей выскочил какой-то мужик, на крыльце его вырвало. Жителям деревни так ничего и не сказали. По слухам выходило, что внутри все залито кровью, а на ферме не осталось ничего живого.
Кошмар повторился через шесть дней. Беда заявилась к соседям, сестрам Анне и Тае Прохоровым. И снова никто ничего не слышал, только собаки выли. Когда рассвело, перепуганные сельчане увидели поломанные деревья и развороченную хату. Старшая Анна сгинула без следа, младшую обнаружили бившейся в припадке в погребе. Ее отвезли в город, в больницу для умалишенных, домой она не вернулась.
Прошло еще шесть лет. Наступил очередной июль. К этому времени почти все жители Лещёвки уехали кто куда, лишь бы подальше. Остались только те, кто не мог уехать или кому бежать было некуда. Восемь дворов из полусотни. Такие же немощные старики без родственников, как Прасковья Потаповна. Ее дом стал ближним к степи, значит, она следующая. Надежда на то, что июль пройдет тихо, была слишком мала.
Вовка выслушал молча, ни разу не перебив. Он не поднял бабку на смех и не усомнился в ее вменяемости. Прасковье Потаповне даже показалось, что для него местные беды не стали новостью. Уж слишком легко воспринял постоялец все услышанное. Только взгляд стал чуть тверже.
«Если бы в деревне знали всю правду, здесь бы уже давно никто не жил», — мрачно подумал Вовка. Вслух же уверенно произнес:
— Все будет хорошо, Прасковья Потаповна. Я остаюсь на две недели. Дом ваш успею привести в порядок. Да и с бедой вашей мы как-нибудь справимся.
— Шел бы ты лучше, внучок, отсюда куда подальше! — всплеснула руками бабка. — Ведь сгинешь вместе со мной. Я-то, карга старая, отжила свое, а ты — парень молодой, рано тебе на тот свет отправляться!
Вовка как-то странно посмотрел на бабку и сказал:
— На каждую косу, Прасковья Потаповна, всегда найдется свой камень.
Прошло две недели. Вовка подлатал крышу и поправил обветшавший забор. Работал он быстро и качественно. Бабка не могла нарадоваться, но не оставляла попыток спровадить жильца из деревни. Впрочем, безуспешно.
У постояльца был довольно странный распорядок дня. До обеда Вовка занимался исключительно хозяйством, после обеда дремал в саду, а к вечеру, когда спадала нестерпимая жара, отправлялся бродить по окрестностям. Прасковья Потаповна знала, что с особым интересом он осматривает те места, где прошлась нечистая сила. Кое-что бабка замечала сама, а кое-что рассказывали немногочисленные соседи: Вовка не оставлял без внимания и их. Перезнакомившись со всей деревней уже в первый день, он правдами и неправдами потихоньку вытягивал у сельчан все, что те знали о пропавших людях, разрушенных домах и прочих странностях. Зачастил постоялец и к развалинам церкви. Он пропадал там часами, возвращался уже затемно и что-то записывал в своем блокноте.
Будучи дома, парень несколько раз звонил кому-то по мобильному телефону, ругаясь на отвратительную связь. Как-то Прасковья Потаповна, копаясь в огороде, краем уха услышала обрывок одного из таких разговоров.
— Ни черта не слышу! — грозно орал Вовка. — Что? Да знаю я, что людей не хватает! Но дело тут серьезней, чем мы предполагали.
Парень замолчал на минуту, выслушивая ответ.
— Я все понимаю! И на помощь не надеюсь! — рявкнул он напоследок. — Но если мне оторвет голову на работе, то здесь ничего живого не останется!
На этом разговор и окончился. Вовка спрятал телефон в карман и матюгнулся. Таким Прасковья Потаповна видела его в первый и в последний раз, но уже через минуту постоялец как ни в чем не бывало ремонтировал деревянный стол в саду. Бабка так и не решилась полюбопытствовать, с кем же он так ругался.
А еще поначалу Прасковью Потаповну смутило одно обстоятельство. Она хорошо помнила, что, кроме рюкзака, Вовка имел при себе какую-то подозрительную штуковину в чехле. Все вещи парня были на виду, а злополучная штуковина исчезла из поля зрения бабки в первый же день. Правда, вскоре об этой странности Прасковья Потаповна позабыла.
Старуха накрыла на стол и посмотрела в окно. Поливавший огород постоялец будто почувствовал взгляд, обернулся и подмигнул. Нет, было что-то в этом парне: какая-то искра во взгляде, основательность и неиссякаемое жизнелюбие. От Вовки волнами расходилось что-то бесшабашно-радостное. Прасковья Потаповна на какое-то время заразилась чужим оптимизмом и даже заулыбалась.
Нарушая деревенское спокойствие, по запыленной улице промчался милицейский «уазик» и резко остановился у бабкиного дома. Послышался скрип калитки, яростный Жучкин лай, а чуть позже — стук в дверь. На пороге высился лейтенант Андреев. Вот уже год как его отрядили из райцентра в деревню. Крепкий мужик, упертый, пришел в милицию после армии. Тоже пытается раскопать истину.
— Здорово, Потаповна, — поприветствовал лейтенант хозяйку, снимая фуражку и усаживаясь за стол. — Собирайся. Сегодня восемнадцатое. Сама знаешь, чем это грозит. Не верю я вашим бредням про нечистого. Однако береженого бог бережет. Я договорился. Из райцентра за вами автобус приедет в три часа. Поживете с недельку в пионерлагере. Все едут, даже Михалыч. Живности много не бери, разместить негде.