— Сказки, — попытался возмутиться Андреев. — Хотя… Станица действительно была какая-то.
— А вот то, что нарисовал один из отпрысков семейства Макеевых. — Вовка развернул помятый листок и подвинул его лейтенанту. — Мальчишке тогда семь лет было. Он видел того, кто разорил дом сестер Прохоровых в две тысячи втором. Парень по сей день заикается и ложится спать только с включенным светом.
На незатейливом детском рисунке был изображен домик с деревцами вокруг. Возле домика стояла сутулая костлявая фигура и тянула к нему длинную, похожую на граблю лапу. В другой лапе чудище сжимало то ли топор, то ли секиру. Ростом монстр не уступал домику. На человекоподобной голове выделялись глаза-фары с вертикальными зрачками и клыкастая пасть.
Страшилища на детском рисунке и на старинной гравюре были явно похожи. Но Андреев не мог в это поверить, и его разум лихорадочно искал логичное объяснение.
— А Макеевы-родители сыну поверили, — подлил масла в огонь Вовка. — Уже той осенью они переехали в соседнюю область, за восемь сотен километров от вас.
Лейтенант хлопнул кулаком по столу и резко встал.
— Все. С меня хватит этого бреда! С ума, что ли, тут все посходили?! На улице двадцать первый век, а тут мракобесие какое-то! — прорычал он. — Перепились или обкурились.
— Говорят, оно появляется всегда в одном и том же месте — севернее разрушенной церкви, — как ни в чем не бывало продолжал вещать Вовка.
— Да кто такое говорит?! — Лейтенант уже орал. — Аборигены клянутся, что ни черта не видели!
— Есть еще пара человек из деревни. Кроме пацана, — не стал уточнять Вовка и твердо добавил: — Кто же тебе такое под протокол расскажет? Сразу в дурдом упечешь или в наркодиспансер.
— Ты сам, случаем, ничем таким не балуешься? — пустил в ход последний довод Андреев. — Ну-ка, пойдем, вещички осмотрим.
Вовка посмотрел на него, словно на идиота.
— Тяжело с тобой, лейтенант, — вздохнул он.
Ничего противозаконного лейтенант не обнаружил, хотя не пожалел времени и обшарил не только Вовкин рюкзак, но заодно осторожно, чтобы не обидеть хозяйку, осмотрел весь дом. Кроме традиционного походного набора, у постояльца обнаружился mp3-плеер. Андреев с интересом просмотрел плей-лист.
— «Аквариумом» и Цоем увлекаешься? Я тоже лет пятнадцать назад слушал, — признался милиционер, а потом сурово добавил: — В нехорошем месте крутишься и в нехорошее время. Убирайся, целее будешь. Автобус уже приехал.
— Всему свое время, товарищ начальник, — с иронией в голосе откликнулся Вовка. — При хорошем раскладе завтра от меня избавишься.
— Хочется верить, — буркнул в ответ милиционер, повернулся к хозяйке и с укоризной продолжил переговоры: — Прасковья Потаповна, автобус приехал. Не упрямьтесь, вы же разумный человек.
— Не поеду. И не уговаривай, — отрезала старуха. — Хозяйство не брошу.
— Так-так, — процедил Андреев и насел на Вовку. — Ну а ты, уфолог-любитель, готов отчалить?
— Не для того сюда приехал, — глухо ответил Вовка.
— А для чего? Чудище свое ловить? Я в твое чудище не верю, — съязвил лейтенант. — Если оно и существует, тебе точно не поздоровится. Сегодня восемнадцатое. А по обожаемой тобой статистике люди в ночь с восемнадцатого на девятнадцатое июля чаще всего пропадали.
Вовка, до того сидевший мрачнее тучи, вдруг зло ухмыльнулся.
— Посмотрим — кому поздоровится, а кому — нет.
Лейтенант угрожал, убеждал и ругался. Его терпения хватило минут на двадцать.
— Да черт с вами, — отмахнулся он. — Вы, городские, больно умными себя считаете. Да и ты, Потаповна, совсем из ума выжила. Хотите сдохнуть — на здоровье. Дуракам закон не писан!
Он в сердцах хлопнул дверью и через минуту уехал.
Прасковья Потаповна постояла возле окна. Люди поспешно садились в старенький автобус. С собой брали лишь самое необходимое. Через несколько минут автобус отбыл, подняв на прощание тучу пыли.
— Зря вы, Прасковья Потаповна, — негромко заметил Вовка. — Вам надо было уехать.
Бабка печально вздохнула и отрешенно занялась повседневными хозяйственными делами.
Лещёвка опустела. Жаркое июльское солнце неумолимо катилось к горизонту, тени в саду постепенно удлинялись. На деревню опустилась тишина. Только горячий южный ветер шевелил листья в саду да раскачивал ставни в заброшенных соседских домах.
«Уазик» Андреева несся по пыльной степной дороге в сторону райцентра. Дело сделано — жителей деревни расселили в пионерлагере. Казалось, можно вздохнуть спокойно, но что-то не давало лейтенанту все бросить и с чистой совестью уехать домой. В голове нет-нет да и всплывал то странный детский рисунок, то чудище с гравюры. Вспомнилась фотография лейтенанта Семенова, пропавшего в здешних местах в уже далеком восемьдесят четвертом году.
«Болтали, что незадолго до своего исчезновения Семенов зачастил в областной архив и, похоже, раскопал там кое-что интересное. Все сведения о странных событиях в округе подшивал в отдельную папку. Вот только папка вместе с Семеновым сгинула… Жаль. И архив, как назло, сгорел в девяностые. Говорили еще, что пропавший лейтенант перед ночным патрулированием освятил пули в районной церквушке… Может, у него с головой не все в порядке было? Вряд ли. Рисунки еще эти… Чертовщина какая-то. Должно же быть какое-то логическое объяснение. Вся деревня верит в нечистую силу, и все боятся об этом говорить, а Вован, исследователь хренов, еще и атмосферу нагнетает. Пытается убедить в существовании какого-то чудища, но явно недоговаривает. Может, сам как-то замешан? Нет, вряд ли. Слишком долго все это тянется».
Андреев прокрутил в голове события последних часов. Вспомнил, как поспешно люди грузились в автобус. Словно тонущий корабль покидали. А как услышали, что Потаповна не едет, кто разохался, а кто и креститься начал.
«Потаповну, значит, в покойницы уже записали? Ну уж нет!»
Андреев резко надавил на тормоза, потом развернулся и поехал обратно. В деревне не останавливался, по заросшей и разбитой грунтовке докатил до церковных развалин. Заглушил мотор и вышел из машины.
Куда хватало глаз, простиралась необъятная, выжженная летним зноем степь. Багровое солнце садилось за горизонт, оттеняя руины и придавая им какой-то зловещий вид.
И вроде было все как обычно, однако чего-то не хватало. Слишком тихо. Не слышно даже трескотни кузнечиков. Лейтенант ощутил смутную тревогу.
— Ну что ж, — пробормотал он вслух, надевая бронежилет. — Посмотрим, что за чудище здесь водится.
Когда начало темнеть, стих ветер, зато оставшиеся собаки протяжно завыли, а куры в курятнике всполошились. У Прасковьи Потаповны защемило сердце, она вдруг поняла, что следующий день может и не наступить — уж слишком дурные приметы. Словно в подтверждение, зашлась в тоскливом вое Жучка, затем заскулила и зацарапала дверь, просясь в дом.
Вовка, дремавший все это время в саду, почти мгновенно оказался на ногах.
— Кажется, начинается, — пробормотал он.
Постоялец плеснул себе в лицо колодезной воды, вбежал на кухню, залпом выпил кружку холодного крепкого чая.
Прасковья Потаповна тоже подсела к столу. Чтобы хоть как-то отвлечься, включила старенький черно-белый «Горизонт».
— Пока еще не поздно, беги, внучок, — взмолилась бабка, и тут же по экрану телевизора пошли сильные помехи.
— Не привык убегать, — мрачно произнес Вовка. — Да и поздно уже. Прасковья Потаповна, забирайте свою живность и прячьтесь в погреб. И ни в коем случае не высовывайтесь оттуда до первых петухов.
— А как же ты, внучок? — забеспокоилась бабка.
— За меня не бойтесь, — отрезал Вовка.
С животными провозились больше получаса. Оказалось, не так-то просто эвакуировать в погреб нервных кур. Строптивая коза, на удивление, почти не сопротивлялась, а трясущаяся Жучка юркнула в подполье прежде хозяйки. Когда бабка скрылась в погребе и закрыла за собой люк, Вовка, облегченно вздохнув, поспешно устремился во двор. Возле забора, где стояла поленница, достал и сразу включил предусмотрительно взятый фонарик. Поковырявшись с минуту в дровах, извлек брезентовый чехол, внутри которого была та самая примеченная бабкой штуковина.