— Не поняла, что ли? — Не дождавшись, пока женщина справится сама, ее решили поторопить.
— Помогите… — прошептала она, из какого-то глупого упрямства вцепляясь в нелепый кожаный шнурок. — Хоть кто-нибудь.
— Заткнись! — Елену наотмашь хлестнули по щеке.
— Что ты там возишься? — вмешался другой, еще более раздраженный голос. — Пусти.
Грубая рука сильно сдавила горло Елены, и чужие пальцы сильно дернули за проклятый ремешок. Но он не поддался. И тут же почти у самой щеки опасно блеснул металл.
— Пожалуйста…
Взметнувшийся нож без проблем, словно шелковую ленточку, перерезал кожаную змею, и сильные пальцы легко выдрали сумочку из рук женщины. Свет подвешенной под козырьком лампы на секунду выхватил лицо нападавшего, отчетливо обрисовав скулы.
Елена почему-то подумала: это все… И что последним оставшимся в ее памяти будет лишь отдаленный отблеск, словно кто-то на мгновение зажег фары и сразу же выключил.
— Эй! Это вы чего тут удумали? — Помощь пришла неожиданно. И, как водится, в самый последний момент, когда Елена уже перестала надеяться. Вмешавшийся храбрец оказался невысок ростом и не производил впечатления человека, способного в одиночку справиться с двумя… Нет, с тремя грабителями. — Держись! — Ободряющий голос был звонким, мальчишеским. Или…
Спаситель быстро обернулся. Нельзя сказать, что за столь краткое мгновение в обманчивом освещении Елене удалось как следует его рассмотреть, но главное женщина заметить успела.
Короткая стрижка, темные, чуть раскосые глаза, выдающие явную примесь восточной или северной крови, брови вразлет.
Девчонка. Совсем молоденькая.
— По-хорошему отдадите или по-плохому? — насмешливо поинтересовалась у ночных грабителей нахалка. Совершенно не смущаясь тем, что ее обступили со всех сторон.
Елена, только сейчас сообразив, что саму ее больше никто не держит, повернулась и принялась судорожно набирать на домофоне номера квартир.
— Люди, пожалуйста, — твердила она, — хоть кто-нибудь…
Стараясь не думать, что сейчас произойдет у нее за спиной. Рассчитывая — нет, надеясь — успеть.
Наконец одна из квартир отозвалась, и сонный голос брезгливо осведомился:
— Кто?
— Помогите, убивают. Пожалуйста, помогите… Милицию…
Елена не сразу поняла, что ее уже никто не слушает.
Телефон? Нет, остался в отнятой у нее сумочке. Что же делать?
Ответ пришел сам собой. «Тревожная кнопка» на стене соседнего дома. Можно вызвать наряд милиции, и тогда…
Елена сбросила туфли и, сама себя не помня, ошалевшей кошкой метнулась вдоль стены дома, оставляя спасительницу в одиночестве, но в итоге обещая вернуться с подмогой.
Сейчас, сестренка, сейчас, милая. Надо только через улицу перебежать, и все закончится хорошо. Все непременно закончится хорошо.
— Куда, дура… — обреченно, чуть прикрыв раскосые глаза, шепнула та, которая не побоялась в городе ночью прийти на помощь попавшему в беду человеку. — Куда…
Последним, что запомнила Елена, стал ослепляющий свет фар вылетевшей из-за поворота машины.
— Сорок вторая слушает. — Голос говорившего был тих и бесстрастен, да и по статусу не положена умершим страсть. Она осталась там, в прошлом.
В другой жизни, в прежнем теле. Задержалась в темном, отчетливом, словно на старинной гравюре городе, рассеялась в тусклом свете лампочки у подъезда, растратилась в бессильной попытке спасти чужую жизнь.
Спасти бесстрашно пришедшего на помощь.
Или нет. Она еще здесь, еще бьется в полупрозрачном подобии сердца, не желая отпускать, не желая окончательно размыкать пальцы?..
Елена плохо помнит предыдущую жизнь. Песком просочилось сквозь пальцы то, что было прежде, отсеялась ненужным хламом шелуха лет, забрав с собой все не особо важное — душный офис и сплетни коллег, нудную работу и заполненное в час пик народом метро. Даже просачивающийся сквозь решето сосновых иголок солнечный свет, тихий плеск воды и приглушенный детский смех.
Она умудрилась позабыть и собственное короткое имя, и отражение в зеркале.
Но главное сохранилось, главное уцелело.
Ободряющий возглас «Держись!», короткая мальчишеская стрижка и уверенный взгляд шальной девчонки, вдруг выступившей из темноты на освещенную софитом лампочки сцену жизни.
Может быть, именно потому необходима ей совершенно не уместная в теперешнем положении телефонная гарнитура и призрачный монитор, схожий с экраном ее рабочего ноутбука.
Ночь заполнила город. Затопила доверху темными водами, превратила в черное озеро. И словно огни маяков, островками и островами рассекли мрак прожектора высоток — высот, оставшихся непокоренными, не сдавшихся пришедшей захватчице, и пламенными мостами перекинулись друг к другу освещенные нити проспектов.
Только во дворах, укрытых стенами домов от вечной суеты, будто вода в колодце, стояла ночь.
Как ни торопись — время ушло, как ни старайся — вряд ли удастся вернуться домой к назначенному сроку. От друзей всегда так тяжело оторваться, а потом приходится спешить, тщась нагнать упущенное. И ты убыстряешь ход, срываясь на бег, покуда хватает сил и дыхания. Словно бы те несколько выигранных минут способны хоть что-нибудь изменить.
Но, возможно, именно их и не хватит в итоге, чтобы разминуться с небытием. Еще немного, и тебе бы не довелось отступать, пока не прижмешься лопатками к холодному кирпичу, понимая — это все. Что, даже если и увидят, в равнодушном черном городе никто никогда не вмешается, безучастно оставив мальчишку одного против четверых…
Где-то рядом на мгновение ярко вспыхнул и погас уличный фонарь, отогнав подальше любопытную ночь, и нарушивший тишину женский голос чуть ли не одним своим звучанием сумел разбить оковы парализующего страха:
— Что здесь происходит?
Узкое лицо, очки, коротко обрезанная челка и ненакрашенные губы. Кажется, ты будешь помнить о не побоявшейся вмешаться до самого конца жизни. Который, впрочем, похоже, близок. И ты мысленно просишь ее идти мимо, не впутываться, не рисковать. В глубине души, против воли и совести надеясь, что она останется.
— Сорок вторая слушает. — Голос спокоен, даже меланхоличен. Он призывает к откровению. К искренности.
Потому что настанет день, и однажды набатом в наушнике прозвучит смутно знакомое:
— Пожалуйста, помогите…
И память окончательно, прорвет возведенную смертью плотину забвения. Один из ангелов снова вспомнит о том, кем он был раньше. И, приняв телесное обличье, придет на помощь позвавшему.
Понимая, что участь того уже предрешена, что тонкую нить жизни вот-вот перережут ножницы стечения обстоятельств. Что отведенное обреченному время вышло, что чужую судьбу не перепишешь вот так, по прихоти.
Даже по прихоти ангела…
Но он вмешивается, вспоминая собственный страх и чье-то чужое спасительное «держись!». Заранее зная, что все напрасно. Но тем не менее надеясь: а вдруг получится? Получится в этот раз. Именно сейчас, именно здесь, именно у него.
Ради короткого мига надежды, жертвуя собой, безоглядно отказываясь от вечности.
Потому что иначе — невозможно.
Юлиана Лебединская
ДВОРНИК НА РАДУГЕ
ПОНЕДЕЛЬНИК
Дворник появился в тот же день, когда исчез Иван. Ранним понедельничным утром.
Еще вчера возле их дома не наблюдалось никаких дворников, а сегодня — прошу любить и жаловать. Высокий брюнет в потрепанном, но вполне интеллигентном пиджаке. И с метлой в руках. Будь сейчас день, народ бы очень удивился. Во-первых, тому факту, что в их дворе вообще завелся дворник. Во-вторых, что он такой… такой… В общем, совсем на дворника непохожий! Но в пять утра люди предпочитают досматривать сны, а не удивляться парням с метлами.
«Наверное, и пришел ни свет ни заря, чтобы не пялились всякие… — подумала Дарина, затянувшись сигаретой. — Если б мне вдруг пришлось подметать улицы, я бы тоже на рассвете пришла. Или вообще ночью. Одноклассники увидят — засмеют же!»