— Кажется, тут их было только двое. Больше нет. Извините, мастер.
— Значит, надо поискать. Сам знаешь, для вечернего ритуала нам понадобится как минимум еще один. А лучше — два.
— Слушаюсь, мастер. Будем искать.
— Правее, правее бери, дурень ты слепошарый, не видишь, что там впереди, что ли? Тьфу, горе ты мое, чтоб тебя Бритые сожрали, все равно толку никакого! Эдакую корягу не заметить, это ж кем быть-то надо, а? Кротом, не иначе! Стой, да стой ты, хватит, давай-ка снова на течение выходим… Погоди, я помогу тут… Сейчас пройдем, вон между корягой и островком-то, вроде не больно там узко, как думаешь? — Седой, одетый в простую рубаху и застиранные штаны старик с обветренным лицом и повязкой на правом глазу показал рукой вперед.
— Пройдем, как не пройти! Только ты меня прости дядь Ян, а дальше так плыть все одно не сможем. Я и тебя-то еле вижу, а уж что там впереди — хоть ты убей меня, не могу разглядеть! — голос Оттона звучал немного обиженно и вместе с тем испуганно, а потому чересчур высоко даже для шестнадцатилетнего парнишки. — Утром бы еще прошли, а теперь, в темень-то, — точно говорю, не пройдем! Давай у давешних пастухов опять заночуем, а? И молока заодно возьмем, в городе-то завтра пить пригодится, а? Дядь Ян, дело же говорю, ну чего ты молчишь-то? А?
— Да что молчу, правильно все думаешь, малой. Давай к берегу забирай, а я пойду пока этим, на корме, скажу. Нет, это ж надо было ему, борову старому, в такой туман копыта-то откинуть! Вот же зараза, и жил — не как все, и помер теперь — тоже не ко времени!
— Тише, тише, услышат еще господа-то…
— Да пусть слышат, чего мне скрывать-то! Как думаю, так и говорю, и пусть они со злости хоть полопаются! Особенно этот, хранитель наш, чтоб его! Тошка, слышь, вот будет работы-то, ежели у него пузо со злости тут прямо и лопнет. Это ж мы с тобой вдвоем неделю будем лодку драить. Чего ржешь, как конь, вперед давай смотри! Так я говорю, вот не пойму, где ж их, орденских, откармливают? Они через одного ведь такие, как этот наш, поперек себя шире! И морды ихние, как на подбор, аж лоснятся все от жира-то! А потом удивляются, почему их Бритые жрут. Да я б на месте тех Бритых, разгвоздить их во все дыры, чтоб они издохли со всем потомством, так вот, на ихнем бы месте я б только орденских и отлавливал, на обед-то. В нем одном сала больше, чем в пятерых таких, как мы с тобой. Ну чисто племенной кабан с герцогской свинарни! Уй, зла на них не хватает!
Ян Кривой закончил наконец обличительную речь в адрес святых воинов из Ордена Хранителей. Смачно плюнув в воду, он похромал сообщать неприятное известие одному из столь любимых им адептов Ордена. Тот восседал в компании еще двух пассажиров на скамье под навесом, который Ян смастерил на широкой корме своей лодки в прошлом году решив переделать ее в паром. С рассветом они отчалили от пристани в Полянке, зажиточной деревне на перекрестке торговых путей, и поздним вечером рассчитывали быть в Литтоне. Увы, добраться до столицы герцогства вовремя путешественникам не удалось — подвела погода. После обеда долину Тихой неожиданно накрыл туман, да такой, какой бывает в этих местах разве что раз-другой за год. Рваные молочно-белые хлопья казались живыми, они некоторое время танцевали в воздухе, чтобы затем слиться друг с другом, превратившись в совершенно непроглядную пелену. В такой вечер спускаться по течению Тихой на лодке — дело безнадежное. Если не сядешь на мель и не столкнешься с какой-нибудь корягой, то уж точно налетишь на торчащие тут и там из воды острые камни. А раз так — надо где-то остановиться на ночлег, переждать туман и продолжить путешествие утром. До столицы оставалось плыть совсем немного, при хорошей погоде к полудню следующего дня можно выйти в устье Тихой и причалить в знаменитой на все Пять Герцогств гавани Литтоны. А там, если повезет, застать финал церемонии погребения, на которую и стремились пассажиры парома.
Сам обряд, конечно, начинался ранним утром, как и предписывала традиция Церкви Создателей. К этому времени путешественники и надеялись добраться до столицы, потому и предпочли неудобный, но быстрый спуск по реке обходной дороге верхом или в карете. Теперь же, когда стало ясно, что к утру они в Литтоне точно не будут, у благородных господ возникли серьезные причины для недовольства. Особенно огорченным выглядел преподобный Селен — Светлый Меч Ордена в Полянке и окрестных деревнях, а по совместительству — обладатель того самого пуза, о котором с таким чувством вещал Кривой. Слуга преподобного, Радек Рыжий, опасливо косился на хозяина — в плохом настроении толстяк был склонен к рукоприкладству.
Селену по должности было положено присутствовать на погребении — еще бы, ведь погребали не кого-нибудь, а Сиятельного Лартена Кинайского, Защитника Веры, Молота Падших, Высокого Магистра Ордена Хранителей и Старейшину регентского совета при юном герцоге. Самого обожаемого человека в государстве, не имевшего равных в могуществе, бесстрашного воина и мудрого наставника. Много, очень много успел сделать сильный маг и искусный дипломат за долгие годы своего нахождения у власти. Это он в неурожайный год добился от жадных помещиков уменьшения поборов с крестьян чуть ли не вдвое, чем спас многие семьи от голодной смерти. Это он первым предложил прекратить давнюю вражду и постоянные морские стычки с Ной-Траггаром и начать взаимовыгодную торговлю, приведшую к теперешнему пышному расцвету столицы и прибрежных городков. Это он железной рукой подавил мятежи и сохранил единство земель, когда бароны попробовали воспользоваться смертью старого герцога и разодрать страну на мелкие лоскуты. Это при нем Орден Хранителей превратился из захудалого сборища зануд-церковников в самый могущественный из орденов Пяти Герцогств, единственный, воинам которого разрешалось пользоваться магией, а также, ни на кого не оглядываясь, вести борьбу с ересью, в том числе и карать еретиков по своему усмотрению. Да что говорить — не перечислить всех заслуг и достижений Сиятельного Лартена! А главное — это ему по праву принадлежит слава победителя в долгой и страшной войне с внушавшими ужас Падшими и их бритыми последователями из секты Сынов Неистового, захватившими тридцать пять лет назад власть в соседнем Греншейнском герцогстве. При жизни Лартена мало кто мог предсказать его поступки, а уж смерть его предугадать и вовсе было невозможно. Наверное, Создатели так пошутили над своим избранником, а может, это Проклятые отомстили ему за все причиненные обиды. Как бы то ни было, в дождливый майский день Лартен со свитой поехал осматривать новый мост через Тихую. По дороге конь Магистра провалился копытом в ямку, грузный Лартен упал и разбил себе череп о камень. Его кончина была настолько неожиданной, что многие не сразу в нее поверили. Людям казалось, что такой человек просто не может так глупо погибнуть. Тем не менее погиб, и теперь огромное тело лежало в Соборе Четырех — главном храме столицы, дожидаясь намеченной на утро погребальной церемонии. Со всех концов герцогства стекались самые разные люди, чтобы проститься с Высоким Магистром. Некоторые даже пытались оторвать несколько волосков с его головы, веря, что мощи святого, коим Лартен непременно будет признан в ближайшее время, наверняка обладают чудодейственными свойствами.
По обычаю, выборы Магистра были назначены на следующий день после погребения, и все мало-мальски значимые орденские представители в городах и селах герцогства были по такому поводу срочно вызваны в столицу. Вице-магистр Эльдар Крейса уже готовился принимать бразды правления и раздавать назначения своим людям. Светлый Меч Ордена в Полянке преподобный Селен в их число отнюдь не входил, а даже, напротив, имел несчастье несколькими годами ранее навлечь на себя неудовольствие вице-магистра. Теперь же, после его опоздания на церемонию, он имел все основания опасаться, что ему припомнят прошлые прегрешения и лишат хлебной должности в Полянке, а то и отправят куда-нибудь подальше, добивать остатки Бритых. Такая перспектива светлую душу благородного Хранителя совершенно не грела.