В хлеву уже был вычищен целый угол, и Пруденция взялась за следующий. Скотину пасли младшенькие, и она хотела до вечера, до возвращения своих пастушков, повыкидывать из хлева всю старую подстилку, лежавшую толстым плотным слоем в полфута, не меньше.
Скоро ее окликнули со двора.
Она неторопливо вышла. Так и есть – фея Моргана, верхом на сером коне, в сопровождении придворной дамы и двух пажей. Невзирая на жару – в алой бархатной мантии, прикрывающей конские бока и почти достающей до копыт. Темные кудри ниспадали на мантию из-под золотого венчика, белоснежные руки уверенно держали нарядные фестончатые поводья, но в этой благородной красоте было нечто пугающее.
– Где твои дети, Пруденция? – звучно спросила фея.
– А я их отослала, милостивая госпожа, – бойко отвечала крестьянка.
– Куда же ты их отослала?
– К родственникам, в Корнуэлл.
Огромные синие глаза феи прищурились весьма выразительно.
– И для чего, позволь спросить?
– А для того, что тут для Марции жениха нет, да и Гая учить надобно. Пусть поживут у родни, наберутся ума…
– А ведь ты врешь, Пруденция.
– Отослала детей, – мрачно повторила крестьянка.
– Не хочешь, чтобы они мне в замке служили?
Ответа не было.
– Ну что же вы за люди такие? Плохо ли вам живется? Разве не в замке покупают все, что у вас есть на продажу, и платят хорошие деньги?
– Вы всех в замок забираете… мы не для того детей рожаем…
– Разве им там плохо?
– А никто не знает! Вы же, госпожа, их оттуда не выпускаете! Сколько парней и девиц забрали из деревни – никто еще не вернулся! И отцы в замке сколько бывали – ни разу никого не встречали!
– Вам не угодишь, – возразила фея Моргана. – Сразу же был договор: замок покупает у вас все, что дают хлев, птичник, поле и огород, а за это дети служат в замке и живут там на всем готовом. И нет нужды возить зерно на ярмарку в Северный Уэльс, чтобы на обратном пути разбойники отобрали у вас кошельки и лошадей!
Пруденция могла возразить лишь одно: зато тогда дети жили при родителях и в деревне каждую осень справляли свадьбы. Но фея Моргана вдруг подняла руку в богато расшитой перчатке. Это был знак: молчи, дура, не до тебя…
А другой знак был дан свите, и он означал: за мной!
Фея, ее придворная дама и оба пажа поскакали к лугу, через луг – к опушке, и скрылись среди деревьев.
Пруденция так и осталась стоять, разинув рот.
Меж тем к ее двору приближалась странная процессия.
Первым ехал шагом на крошечном осле карлик в пестрейшем наряде: одна штанина желтая, другая лиловая, блио с гербом – всех известных Марции цветов, правый рукав зеленый и по локоть, левого нет вовсе, а плащ – серый, дорожный, и оторочен потертым мехом.
В поводу этот карлик вел рыцарского коня – обычного коня в конской броне. А вот в седле сидел человек в доспехах, без шлема (шлем висел у седельной луки) и с завязанными глазами.
Далее ехала дама в глубочайшем трауре – даже черная вуаль была двойной. Ее сопровождали два оруженосца.
– Скажи, поселянка, далеко ли до Змеиного леса? – так обратился к Пруденции карлик.
– Три мили вдоль речки, потом взять вправо, там будет развилка, и от развилки десять миль, – подумав, доложила Пруденция.
Рыцарь с завязанными глазами достал из кошеля и наугад бросил ей золотую монету. После чего карлик повел его коня дальше, и процессия миновала ворота крестьянского двора.
Пруденция, покопавшись в грязи, подобрала монету, и вовремя – один из оруженосцев уже скакал к ней, причем дурное намерение было у него написано на роже такими крупными буквами, как в большом церковном молитвеннике.
– А шиш тебе, – сказала Пруденция, выставляя вперед навозные вилы. – Разлетелся!
– Дура, был же уговор!
– Знать не знаю никаких уговоров.
– Твой муж подписал условие…
– Вот с Юнием Брутом и разговаривай, а я знать ничего не знаю. Пошел вон отсюда, а то закричу!
Рыцарь с завязанными глазами еще не так далеко убрался, чтобы не услышать вопля здоровой глотки, привычной на лугу перекликаться с косарями, а на озере – с рыбаками.
– Допросишься, – сердито пообещал оруженосец и поскакал догонять свою процессию.
Пруденция долго еще не опускала свои вилы.
Монета пришлась кстати – Марцию и впрямь следовало бы отослать к родне. В семнадцать лет девица должна быть замужем – и все тут. А золотой – это два красивых платья, две пары башмаков, зимняя накидка и много прочих вещей, необходимых невесте для полного счастья. Будут эти вещи – глядишь, и жених найдется.
Марция и Гай далеко от опушки не убежали – стояли тут же за березками и смотрели на луг.
– А я тебе говорю – что мы тут хорошего видим? Что, кроме навоза? – спрашивала, еще всхлипывая, Марция. – И всю жизнь будем в этом хлеву торчать, и помрем в этом хлеву, и в навозной куче нас закопают!
– Тихо ты, дура, – отвечал ей на это брат. – Нудишь и нудишь… нудишь и нудишь… и замуж тебя никто не возьмет…
– Так некому же!.. А ты – дурак! И никто за тебя замуж не пойдет!
– Больно надо! А ты сметану ночью воруешь!
– Сам ты сметану воруешь!
Они отвлеклись от наблюдения и не заметили, что через луг проскакала на сером своем жеребце фея Моргана, а за ней – свита. Тропинка вывела всадников как раз туда, где стояли брат с сестрой.
Гай и Марция могли бы хоть пригнуться, но им было не до материнских наказов – они дрались. Сестра дала братцу пощечину, брат заехал ей в плечо кулаком. Фея придержала коня и строго приказала прекратить безобразие.
– А что он?!. А что она?!. – услышала в ответ фея.
– Вы со двора Юния Брута?
– Да, госпожа.
– Так это вас не хотят отпускать на службу в замок?
Гай еще только собирался сказать что-то умное, а Марция уже бросилась на колени прямо под конские копыта.
– Возьмите меня с собой, госпожа! – воскликнула она. – Я полы мыть буду, простыни стирать, я умею! Я и большую печку топить умею, и за скотом ходить, только заберите меня отсюда!
– Вот так-то лучше, – сказала фея. – Заберу, конечно. Что тебе тут делать? Громерта, возьмите девицу на круп своего коня.
Марция, поднявшись с колен, направилась было к придворной даме, но ей сказал: «Сюда, милочка!» рыжеволосый паж, и она с изумлением поняла, что паж – переодетая девушка, немногим ее старше.
– Так не пойдет, госпожа! – возразил Гай. – Мать не хочет, чтобы мы шли служить в замок!
– По уговору, замок покупает у деревни все, что дают хлев, птичник, поле и огород, а деревня отправляет парней и девушек на службу в замок, – отвечала фея. – Твоей матери это не нравится, но твой отец Юний Брут подписал уговор. Так что я забираю девицу, а ты передай матери, что через два года и твой черед настанет. Слышишь? И не серди меня!
Гай попятился. О могуществе феи Морганы рассказывали всякое. И смотрела она так грозно, что впору под землю провалиться.
Марция меж тем взобралась на конский круп и крепко обняла фальшивого пажа.
– Скажи им всем, что я больше никогда не вернусь! – крикнула она и добавила из чистой вредности: – А ты дурак, дураком останешься и помрешь на навозной куче!
Гай кинулся стаскивать сестру с коня, но хлыст феи Морганы коснулся его плеча – и парень окаменел. Он лишился не только движения, но и голоса.
Несколько минут Гай мог лишь смотреть, как всадники уезжают по лесной опушке. Потом тело стало оживать.
Сестру увезли уже довольно далеко, когда он окончательно пришел в себя.
Конечно, можно было вернуться к матери, все ей рассказать – и получить знатный нагоняй. Если бы Марция при всех не назвала его дураком, он бы так и сделал. Но его оскорбили при знатных девицах – и он сильно разозлился.
Крестьяне – и вообще-то упрямый народ, а Гай был к тому же сыном Юния Брута, самого норовистого в деревне хозяина, и жену взявшего себе под стать. Поэтому парень без лишних рассуждений отправился в погоню. Всадники были уже далеко – но он их видел, и этого ему пока было довольно.