Наверное, директор школы тоже бывший военный, догадываюсь я. А вот новый начальник училища вряд ли когда-нибудь нюхал порох. Хотя кто его знает? Может, у него тонкий художественный вкус и ему претит живопись по фотографиям. Может, он тайный поклонник Дали и Пикассо!
В.А. рассказывает, что все картины написал художник, который прикован к инвалидному креслу. Ильичу иногда удается раскошелить спонсоров, но главным меценатом приходится быть самому.
– У меня вся пенсия сюда уходит, – без тени сожаления сообщает он.
В его планах – открыть еще один народный музей. Он будет посвящен десантным войскам.
Уже дома нахожу в Интернете точные сведения о числе погибших за последние тридцать пять лет.
В Афганистане общие безвозвратные людские потери Советского Союза составили 14453 человека. Потери федеральных сил в Чечне в 1994-1996 годах таковы: погибло 5042 человека, пропало без вести 510, ранено, контужено и травмировано 16098 человек.
…В каком музее уместятся двадцать с лишним тысяч портретов? И хватит ли энергии у Владимира Ильича, чтобы сохранить народную память?
Бондарев оказывается человеком спокойным и общительным. Он не просто герой нашего фильма, а настоящая живая легенда. Именно В.А. командовал спецподразделением, которое освобождало заложников в Беслане в 2004 году. Тогда в захваченной школе тоже был первый учебный день и, наверное, тоже, пахло краской.
В соседнем классе – музей, посвященный тем трагическим событиям. Как вообще можно описать словами то, что на политкорректном языке называется «террористический акт»? Это можно только показать: доску, в которой застряла пуля, тетрадки, схваченные огнем, игрушки и фотографии детей, которым не суждено повзрослеть. На стене, покрашенной в цвет кремлевского кирпича, – портреты боевых товарищей В.А., которые вместе с ним штурмовали школу. Рассказывая о каждом погибшем, полковник Бондарев словно переносится в те тревожные дни. Его лицо хранит следы ранения в голову, а речь не очень четкая. В суматохе боя его отправили в госпиталь без документов, и две недели он считался пропавшим без вести. А ведь мог бы и дальше делать штабную карьеру и не вызывать огонь на себя, думаю я.
В.А. стоит под собственным портретом – бравый майор, вся грудь в орденах и медалях, щегольские усы, уверенный взгляд в будущее. За его плечами горы Афганистана и Чечни.
– Солдат умирает дважды, – говорит Бондарев, с усилием двигая нижней челюстью. – В первый раз – на поле боя. Второй раз – когда его забывают.
Маленький неказистый мужичок вырастает в моих глазах в сказочного богатыря, который выходит в чисто поле один против целого войска неприятелей. Дело богатырей – отстаивать родную землю.
– Так, давайте я вас сфотографирую!
Это Ильич возвращает меня из моих фантазий. Мы строимся возле «кремлевской стены» и делаем умные лица.
После интервью сидим в каптерке, пьем чай. Неугомонный Владимир Ильич печатает фотографии на принтере. Наша троица смотрится среди погибших какими-то инопланетянами. Да, наверное, так оно и есть. У нас совсем другие заботы. Нам пора закругляться и улетать по своим делам. Ильич и Бондарев упаковывают портреты для завтрашней встречи с тинейджерами. Мы сбегаем с пятого этажа.
Школа находится неподалеку от парка имени Артема Боровика. Сейчас здесь совсем пусто, а вчера было шумно и многолюдно: народные гуляния начались за неделю до Дня города. Вчера мы с дочкой ездили сюда на встречу с ее новой подружкой. Я спросила трех местных девочек, знают ли они, в честь кого назван парк. Пятиклассницы и их мамы лишь удивленно пожали плечами: какая вам разница?
Детям больше нравятся герои из мультиков, а не из жизни. Взрослым, похоже, герои вообще не нужны. Парк он и есть парк. Хорошо, что не пустырь.
Журналист Артем Боровик погиб в авиакатастрофе в 2000 году. Причина крушения маленького частного самолета до сих пор не раскрыта. Есть официальное заключение, но его подписали не все члены комиссии. Некоторые эксперты уверены, что катастрофа была спланирована именно против него – честного и очень влиятельного человека. Репортер Боровик вел передачи из «горячих точек», а погиб от обледенения крыла.
Артем был первым советским журналистом, который в эпоху гласности прошел стажировку в армии США и написал об этом книгу. Он не был солдатом, но погиб, выполняя профессиональный долг журналиста – рассказывать людям правду.
В Москве уже чувствуется осень. В субботу в Лужниках будет большой спортивный праздник, и Бондарев пригласил нас поснимать его на стадионе. В.А. возглавляет организацию спортсменов-инвалидов с нарушением опорно-двигательного аппарата, в которой много ветеранов чеченской войны. Год назад паралимпийская сборная России заняла в Лондоне второе место, и В.А. с воодушевлением рассказывал мне о своих впечатлениях:
– На следующий день после закрытия Паралимпиады всех паралимпийцев провезли в двухэтажных автобусах по центральной улице Лондона. Повсюду их приветствовали люди, играли военные оркестры, а самолеты Королевских ВВС раскрасили небо в цвета Британского флага. Газеты вышли с заголовками «Миллион «спасибо!» вам! Вы – наши герои!»
Центральная улица Лондона называется Оксфорд-стрит. Когда я была там в 1991 году, меня все время удивляло, что люди в инвалидных колясках сами передвигаются по городу, заезжают в магазины, бары и рестораны. Вчера неподалеку от своего дома я в первый раз увидела женщину, которую никто не сопровождал. В своей коляске с моторчиком она, наверное, ехала с рынка: на коленях у нее лежал черный полиэтиленовый пакет.
Мужчин в инвалидных колясках можно каждый день встретить в метро. Они ловко перебираются в вагон с платформы, а потом медленно двигаются по проходу. Многие из них одеты в камуфляж, а на коленях у них десантный берет или раскрытая сумка. Иногда они просят подать на протез, но чаще просто медленно двигаются. У них безучастные лица и грязные руки. Они совсем не похожи на героев. Люди вокруг стыдливо отводят от них взгляды, утыкаясь в свои бесплатные газеты, мобильники и планшеты.
Денис вышел на Братиславской, а мы с Георгием продвижение в сторону Текстилей. Точнее, мы только делаем вид, что едем: «Леана» намертво застряла в пробке. Московские улицы за последние двадцать лет как будто ссохлись и не пропускают всех желающих. Режиссер невозмутимо достает сигарету, а я, хоть и не за рулем, нервничаю все больше. Сзади остервенело давят на клаксоны. У меня в кармане звонит мобильник. Это Клёнов.
– Приезжайте в субботу снимать меня на присяге. Я буду в парадной форме, – сообщает он радостную новесть.
Я, как испорченный телефон, передаю ее режиссеру, который со стоической улыбкой объезжает вставший посередине улицы внедорожник. Нам до сих пор не дали разрешения снимать Клёнова в его части, а фильм про военных без людей в форме – это абсурд.
Спереди слышен сигнал спецтранспорта. Белая машина с синей полосой несется по встречке и лихо разворачивается перед самым бампером «Леаны».
Режиссер бьет по тормозам и чуть не глотает сигарету.
Говорю Клёнову, что обязательно приедем, если доживем.