Итак, из всего, что человек может сделать или осуществить здесь, на земле, самым важным, удивительным и ценным во всех отношениях и далеко превосходящим все остальное делом мы должны признать названные нами книги! Эти ничтожные лоскуты бумаги, сделанные из всякого тряпья, с черными чернилами на них, начиная с ежедневной газеты до священной еврейской книги, – чего только они не совершили и чего только они не совершают. Ибо какова бы ни была внешняя форма (лоскут бумаги, как мы говорим, и черные чернила), разве книга не представляет, в сущности, действительно высочайшего проявления человеческих способностей? Она есть мысль человека – истинно чудодейственная сила, посредством которой человек создает все прочее. Все, что человек делает, все, что он решает, представляет внешнее обличье мысли.
Этот лондонский Сити, со всеми его домами, дворцами, паровыми машинами, соборами, необъятно громадной торговлей и шумом, что он такое, как не мысль, миллион мыслей, превращенных в одну? Он – безмерно громадная душа мысли, воплощенная в кирпич, железо, дым, пыль, дворцы, парламенты, фиакры, доки и пр. Человек не может сделать кирпича прежде, чем не подумает о том, как сделать его. Так называемые лоскуты бумаги с черточками черных чернил представляют собою чистейшее воплощение, какое только мысль человеческая может получить. Нет ничего удивительного, что это воплощение оказывается во всех отношениях самым действительным и самым благородным.
Уже много времени тому назад указывалось на все, сказанное мною теперь, относительно первенствующего значения писателей в современном обществе и постепенного вытеснения прессою всякого рода кафедр, академий и многого другого. В последние времена подобные рассуждения повторяются даже довольно часто с некоторого рода сентиментальным ликованием и удивлением. Мне думается, что сентиментальное должно мало-помалу уступить место практическому. Если писатели имеют действительно такое неизмеримо громадное влияние, совершают для нас такой громадный труд из века в век и даже изо дня в день, – в таком случае, я думаю, мы вправе заключить, что не вечно же они будут скитаться среди нас, подобно непризнанным, дезорганизованным измаильтянам! Для общества нет никакой выгоды, если человек носит одежду, соответствующую известным функциям, и получает вознаграждение за исполнение дела, которое было сделано совсем другим человеком: это несправедливо и грозит гибелью обществу. Однако, увы, достигнуть в данном случае справедливого – какая это громадная работа, сколько времени потребует она!
Не спорю, так называемая организация литературной корпорации все еще весьма далека от нас из-за всевозможного рода многочисленных обстоятельств, тормозящих ее. Если бы вы спросили меня, какая из возможных организаций была бы наилучшей для писателей нашего времени, какая бы организация представляла бы упорядоченную систему прогресса, основанную самым точным образом на действительных фактах, касающихся взаимного положения литературы и общества, то я должен был бы ответить, что такая проблема далеко превосходит мои силы! И не силам одного человека разрешить ее вполне. Даже приблизительно верное решение может быть найдено только усилиями целого ряда людей, горячо принявшихся за ее решение. Никто из нас не мог бы сказать, какая организация была бы самой лучшей. Но если вы спросите, какая самая худшая, то я отвечу: та, которую мы имеем теперь, когда хаос восседает в качестве третейского судьи; вот эта поистине самая худшая. Да, длинный путь предстоит нам еще впереди, прежде чем мы достигнем самой лучшей или вообще сносной организации.
Пользуюсь случаем, чтобы сделать одно нелишнее, по моему мнению, замечание, а именно, что денежные дары со стороны королей или парламентов никоим образом не составляют главной меры, необходимой в данном случае! Стипендии и вклады в пользу литераторов, всякого рода кассы – все это мало поможет делу. Вообще скучно слушать подобные рассуждения о всемогуществе денег. Я склонен, скорее, думать, что для искреннего человека бедность не составляет зла, должны быть бедные писатели, чтобы было видно, искренни они или нет!
Христианство создало свои нищенствующие ордена, корпорации отважных людей, решавшихся жить милостыней. Корпорации эти представляли совершенно естественное и даже неизбежное учреждение, развившееся на основе христианского учения. Само христианство было основано на бедности, скорби, всевозможного рода земных бедствиях и унижениях. Тот, кто не испытал подобных положений и не вынес из них неоцененного опыта, каким они наделяют нас, упустил прекрасный случай поучиться. Просить милостыню и ходить босиком, в платье из грубой шерсти, веревкой вокруг поясницы, встречать презрение со стороны всех – такое занятие не представляло ничего привлекательного, ничего, заслуживающего вообще уважения в глазах людей, пока благородство тех, кто поступал так, не заставило некоторых относиться к ним с уважением.