— Нечего вам бояться Мартина! — сказал Гордон и ткнул Смита большим пальцем в бок. — Во-первых, он вдвое меньше вас…
Но Смит не расположен был шутить на эту тему. — Мы едем одни?
— Нет, не одни. С нами поедет Бекр и кто-нибудь из мальчиков.
— Это слишком много. Я не могу так перегружать машину. Ведь у меня еще баки с горючим.
— А нельзя выкинуть вот этот хлам? — Они стояли у машины, и Гордон указал на лопаты, цепи и прочие приспособления.
— Нет. Но можно выкинуть боеприпасы, — ехидно предложил Смит. — Они тяжелее всего.
— Э, нет. Это не пойдет! — неестественным, почти визгливым голосом выкрикнул Гордон. — А бензин? Зачем вам столько бензину?
— Чтобы хватило на дорогу туда и обратно.
— Выкиньте половину, — приказал Гордон, — оставьте столько, сколько нужно, чтобы доехать туда.
— А обратно как же?
— Господи боже мой! Ну, стащим немного на насосной станции.
Смит пожал плечами и принялся отвязывать баки с бензином, а Гордон пошел предупредить Бекра, что берет его с собой.
Из двух драчунов Гордон решил взять Минку и велел ему собираться. Такой выбор он сделал потому, что маленький Нури был искусным погонщиком верблюдов (как и Али) и мог понадобиться Али. Но маленький Нури стал умолять, чтобы его тоже взяли, сморщив свое нежное, совсем девичье личико в жалобную мину попрошайки. Гордон слушал его просьбы с ласковой снисходительностью, как обычно; Нури он никогда не высмеивал. Гордон вывез мальчика из отдаленного кочевья Аль-Китааб: сказалось его пристрастие ко всему, в чем можно было почувствовать дух пустыни во всей первозданной чистоте. Нури пас верблюдов и любил их той почти чувственной любовью, какой привязываются к своим стадам козопасы, так что и сейчас товарищи иногда дразнили его обидной кличкой козлятника. Однако Гордон всегда умел отличить вольный инстинкт сына природы от противоестественных склонностей.
Маленький Нури в простоте своей души безраздельно подчинялся инстинкту и, чистый и чуткий по натуре, был кроток и ласков в обращении. Лишь изредка его арабский темперамент прорывался в виде приступа бешеной, неистовой ярости, которую ничем нельзя было укротить, пока она не отбушует.
В то время как маленький Нури смиренно упрашивал, чтобы его тоже взяли, его товарищ Минка выходил из себя — дерзил, пыжился, точно индюк, утверждая, что Гордон просто хочет наказать его любимого товарища за их катанье на башне броневика. Всю вину Минка брал на себя.
— Это я, я, я! — выкрикивал он и сердито, с вызовом колотил себя в грудь, едва прикрытую лохмотьями одежды.
— Что ж, хочешь, оставайся и ты вместе с Нури, — сказал Гордон. Его забавляла возможность подвергнуть испытанию их закадычную дружбу, поставив дерзкого Минку перед выбором: поездка на броневике или верность другу.
— Ара Ош! — сердито огрызнулся Минка; для него как для горожанина естественно было вспомнить сомнительное правосудие легендарного Ара Оша.
Тут крылось основное различие между двумя мальчиками. Минка, уличный сорванец из Истабал Антара, Хамидовой столицы в пустыне, вырос на базаре и не признавал никаких авторитетов. На мягкую натуру Нури его буйные выходки действовали как испепеляющий огонь. Беспризорный с малолетства, Минка воспитывался в небрежении к городским законам и порядкам, и не было такой кары, которая умерила бы его неуемную жажду жизни в самых ее необузданных, увлекательных и жестоких проявлениях. Он жил, следуя лишь своим непосредственным мальчишеским порывам; один из таких порывов стоил Гордону кинжала и пары туфель, после чего он, в свою очередь уступив непосредственному порыву, выручил Минку из дворцовой темницы и увез его с собой в пустыню, чтобы дать простор его вольнолюбию, разменивавшемуся на мелочи в базарных перепалках.
Первое время Минка тосковал без людской толчеи, без озорных проделок. Но тут появился маленький Нури, и в его природной кротости Минка неожиданно обрел противовес своему буйному нраву и полюбил нового друга так, как еще никого и ничего не любил за четырнадцать лет своей бесприютной жизни. Это была взаимная привязанность, в которой каждый из них нашел то, чего ему недоставало: один — огонь, другой — душу. А теперь уже сама пустыня захватила Минку, потому что маленький Нури раскрыл перед ним все богатства, которые таятся в ней для свободного духа и полного энергии тела, и Гордон часто думал, что, пожалуй, теперь уже никакому городу не удержать этого уличного мальчишку.