— Если вы и понимаете друг друга, то разве только в мелких женских делах. А деликатничать и изощряться в вежливости просто глупо — и с твоей и с ее стороны. Тебе с ней спорить надо — вот и спорь.
— Я люблю вежливость!
— А я не люблю, — сказал он. — Так что не старайся быть вежливой со мной.
Она подогнула под себя одну ногу и опустила взгляд. — А тебе не мешало бы немножко поучиться сдержанности, Нед, — скромно заметила она.
— Ах, ради бога, не разыгрывай паиньку! — сказал он и вышел из комнаты, где она сидела, уютно свернувшись в большом кресле у камина. Она засмеялась, и ему послышался в этом смехе отголосок той женской войны, которую она вела против него.
Как-то утром, пытаясь вызвать его на откровенность, мать смущенно, но решительно спросила, собирается ли он жениться на Тесс.
— Мне, может быть, не следовало задавать такой вопрос, — поспешила она добавить, видя, что он неприязненно нахмурился. — Но в самом деле, Нед, с тех пор как ты привез сюда Тесс, ты ни с кем из нас не сказал и двух слов. У нас у всех такое чувство, словно ты приглядываешься к своим родным, соображая, стоит ли вообще о них думать. Если ты намерен ввести Тесс в нашу семью…
Ему вдруг захотелось смеяться, но он вовремя удержался, не желая усугублять неловкость.
— Значит ли это, что ты советуешь мне жениться на Тесс? — спросил он с неожиданной для него самого враждебной ноткой.
— Как тебе не стыдно, Нед! Меня просто интересует, какие у тебя планы. И не только по отношению к Тесс. Я ведь все знаю. Я расспрашивала Тесс о тебе. И мне нетрудно было угадать то, чего она не сказала. Ты думаешь войти в парламент и заняться политикой?
На этот раз он не сдержал раздраженного смешка. — Чего бы вам хотелось, мама? Чтоб я женился на Тесс, занялся политикой и зажил добропорядочной, благополучной жизнью?
— Как нехорошо ты об этом говоришь, Нед! — Возмущение помогло ей вновь обрести твердость и спокойствие. — Да, я люблю и уважаю Тесс, я вижу, что она близка тебе, и я была бы очень рада, если бы вы поженились. Что же касается политики и парламента, то, честно говоря, это, по-моему, единственное достойное поприще в Англии, которое может дать тебе удовлетворение. Если я об этом заговорила, то лишь потому, что боюсь, как бы ты не упустил случай — неповторимый случай найти себе в Англии дело по сердцу, а может быть, и послужить своим старым аравийским друзьям. Прошу тебя, Нед, не упускай этого случая.
Мелькнувшее подозрение заставило его покраснеть, и он сказал нарочито ровным тоном: — Разумеется, если б я занялся парламентской деятельностью, это бы всех устроило: Джека, Грэйс, всю семью. Даже покойный папа был бы доволен.
Но эти слова не оскорбили ее и не задели. Она сейчас была и хладнокровней и уверенней в себе, чем он. — Конечно, это было бы хорошо, для всех нас. Наша жизнь тоже стала бы осмысленнее, интереснее. Что же тут плохого? Почему это тебя раздражает?
— По-видимому, это должно повлиять на мое решение?
— Ни в какой мере. Но это истина, и тебе незачем закрывать на нее глаза.
— Было бы лучше и для вас и для меня, если бы вы не заговаривали со мной о политике, — сказал он.
— А почему? Разве я не могу интересоваться твоими делами?
— Можете, но только не как мать. Я не хочу ни материнских забот, ни политических разговоров с вами, мама.
Это уже было обидно. Она сжала губы (совсем как Джек) и отвела взгляд в сторону. Он невольно подумал, что поступает по-свински, но что она внесла в разговор оттенок мелодрамы, и этого уже не исправишь: чем больше будешь стараться, тем все будет выглядеть мелодраматичнее и глупее.
— Простите, мама. — Ему удалось сказать это с полным спокойствием. — Но ведь вы знаете, что, когда мне что-нибудь не по душе, я не переношу никаких попыток повлиять на меня хотя бы косвенным образом.
— Знаю, Нед. Но я скажу тебе то, что ты сам однажды сказал Грэйс: решай, как хочешь, только решай. А то мы тут все выбились из колеи.
— Разве в этом я виноват?
— Зачем ты придираешься к каждому моему слову, Нед? — упрекнула она его. — Ведь побуждая тебя действовать, я просто хочу помочь тебе. Не нужно медлить слишком долго. Это на тебя непохоже, и это может оказаться опасным для тебя. Да и для всех нас.
Он пожал плечами. — Вероятно, я в самом деле кругом виноват, — сказал он устало, и эти слова были лишь слабым отголоском глухой тревоги — как бы надежды семьи не оказались ловушкой, защелкнувшей его.
— Никто не виноват. Просто со всеми нами творится что-то неладное. Вдруг какая-то пустота внутри, какой-то цинизм в отношении друг к другу. И хуже всех — я сама. Грэйс едва разговаривает со мной, да и я с ней тоже. А Джек! Бедный Джек близок к отчаянию. Наверно, если б не твой друг Смит, чье присутствие держит нас всех в границах, мы давно перестали бы щадить друг друга.