— Смит!
— Да! Он такой милый, такой воспитанный, что с ним невольно считаешься. К счастью, он охотно проводит много времени с Джеком и на заводе.
— У Смита денег куча. Если Джеку требуется спаситель, Смит самый подходящий для этого человек — любит машины и имеет деньги. Вот пусть и спасает. Я сделал все, что мог.
— Ты как-то близоруко смотришь на вещи, Нед. Не отрицаю, мне вначале очень не хотелось, чтобы Джек вступал в страшный мир коммерции и техники. Но теперь я поняла, что этот его шаг был полон большого и глубокого смысла, и я не хочу, чтобы он потерпел неудачу. Так же, как не хочу, чтобы потерпели неудачу ты или Грэйс. Но я не понимаю и никогда не пойму, что такое легло между нами. Неужели мы все так плохо защищены душевно? — Она прижала руки к сердцу, словно чувствуя боль, — жест, исполненный средневековой непосредственности. — Я не могу отделаться от ужасного чувства, что дело тут не в нас; просто мир дал трещину, и это болезненно отзывается на каждом. Нам не на что положиться. Не во что верить. Так кто же виноват?
Он ответил обличающим смехом: — Вот из-за этой трещины в мире Грэйс и бросилась к католикам. Она тоже искала на что положиться и во что верить.
— Я знаю, что Грэйс трудно. Но я знаю и то, что перемена религии не разрешит ее сомнений…
— Она уже приняла католичество?
— Я боюсь спросить. Просто не верится, что это могло случиться. — Миссис Гордон сделала усилие и овладела собой. — Последнее время она стала спокойнее. На нее хорошо действуют разговоры твоего знакомого, Фримена.
— Фримена? Он бывает здесь?
— Да. Я предупреждала тебя! Это я настояла на том, чтобы он здесь бывал. Он проявляет большой интерес к Грэйс. Пока тебя не было, он приезжал почти каждый день. И, кстати, имей в виду, завтра он у нас обедает. Я знаю, что ты его не любишь и Смит тоже, но очень прошу тебя не вмешиваться в его отношения с Грэйс.
Только теперь Гордон осознал, что его постепенно низвели на роль терпеливого слушателя, безгласного объекта, на котором мать отводила свою потребность излить душу. Снова, как Иксион, нарушивший родственный долг, он был прикован к огненному колесу и должен был отказаться от всякой свободы в решении своих дел, да и семейных дел тоже.
Разговор с Джеком укрепил его в этой мысли.
Джек оставался самим собой даже под обезоруживающим напором бесконечных денежных затруднений. В нем была душевная щедрость, которая свойственна людям, больным неизлечимой болезнью, и как ни совестно ему было обращаться к брату, он все же не утратил своего глубоко запрятанного чувства юмора.
Джек сидел напротив Гордона и читал. Остальные уже спали.
— Ты когда-нибудь разговаривал со Смитом о технике, Нед?
— Только если этого никак нельзя было избежать.
— Напрасно! Техника — это настоящее, Нед. Техника и люди. А все, что существует между техникой и людьми, — ложно. Я завидую Смиту и Муру, их умению разбираться в машинах. Мур хороший инженер, но он прагматик. Смит интереснее, потому что способен страстно увлекаться каким-нибудь зубчатым колесом. Его техническое воображение могло бы, вероятно, творить чудеса, если бы дать ему простор.
Гордон, лежа на диване, посмеивался над энтузиазмом, с которым Джек говорил это. — Со слов мамы я знаю, что наряду с машинами Смит проникся нежными чувствами к тебе и ко всему нашему семейству.
— Не совсем так, — сказал Джек, с беспощадной прямотой отметая в сторону всякие сентименты. — Смит целиком предан тебе, Нед. Он просто благоговеет перед тобой. Если он хорошо относится к нам, то это, так сказать, отраженно. Мама, правда, успела привыкнуть к нему; да и он к ней тоже. Ей даже кажется, что ему неохота уезжать отсюда; у меня у самого такое впечатление.
— Как, разве он все еще не уехал домой?
— Теперь уже уехал. Он щепетилен до болезненности, и, когда ты привез сюда Тесс, он себя, вероятно, почувствовал лишним.
Гордон усмехнулся. — Не в щепетильности дело, Джек: Смит страдает от неопределенности своего классового положения.
— Может быть, одно с другим связано, Нед. Я всегда замечал, что чем ниже человек по своему общественному положению, тем он щепетильнее. — Джек закрыл глаза и говорил, словно в полудремоте. Его книга со стуком упала на пол.
Гордон вздрогнул. — Если развивать эту идею, — заметил он, — то образцом щепетильности окажется пария.