— И Кальдер! — Доу только стряхивал капли. — Ты же не собираешься доставить мне ещё больше хлопот?
— Хлопот? И в мыслях нет, вождь.
— Ибо предстоящая драка со всеми этими южанами… и непредсказуемые хуилы вроде Виррана из Блая и этого Вылезшего-Из-За-Кринны страховидла… и наезды моих людей друг на друга… у меня и так полна жопа геморроя. Не потерплю никого, кто затеет свои игры. Попробуй кто под меня подкапывать в подобное время, что-ж, слушай сюда — однажды всё вокруг него станет пиздец, каким страшным! — Последние три слова он проорал — глаза неожиданно вспучились, на шее проступили жилы, безо всякого предупреждения в нём вскипела и выплеснулась ярость, заставляя всех в хибаре вздрогнуть. А затем снова притих как смирный котёнок. — Понял?
Кальдер сглотнул, пытаясь не дать страху выйти наружу, пусть даже вся его кожа покрылась мурашками:
— По-моему, в целом, дошло.
— Славный малый. — Доу покрутил бёдрами, когда закончил застёгиваться, затем улыбнулся всем, будто лиса скалится на открытый курятник. — Погано было бы делать больно твоей супруге, она миленькая штучка. Не такая миленькая как ты, конечно.
Кальдер скрыл бешенство очередной усмешкой:
— Кто ж со мной сравнится?
Он прошагал мимо ехидно глядевших карлов и вышел в сумерки, погрузившись в думы, как ему убить Чёрного Доу и вернуть назад отнятое у отца.
Какая ещё война?
— Красиво, правда? — произнёс Агрик, расплывшись в большой веснушчатой улыбке.
— Да ну? — пробормотал Утроба. Он размышлял о местности, о том, как можно её использовать, и то же самое с точки зрения врага.
Старая привычка. Во время походов об этом шла добрая половина речей Бетода. Местность, и как превратить её в оружие.
Холм, на котором стояли Герои, был местом, чья значимость понятна и дураку. Он одиноко торчал на плоской равнине — настолько одиноко и был настолько сглаженной формы, что казался почти рукотворным. От него вспучивались два отрога. Один выпирал на западе, увенчан единственной вздымающейся каменной иглой, что в народе нарекли Скарлингов Перст, и один к юго-востоку, с кольцом меньших глыб на вершине — их прозвали Дети.
Река змеилась по пологому дну долины, обходя по краю золотые ячменные поля на западе, теряясь в обильном зеркалами топей болоте, затем, под наблюдением Скорри Тихокрада, текла под обветшалым мостом, который с решительной нехваткой воображения называли Старый мост. Воды убыстряли течение вдоль подножья холма, сверкая огнём искр на отмелях, пронизанных полосами гальки. Где-то ниже, среди тощего кустарника и плавника рыбачил Брак. Или, более вероятно, спал.
На дальнем берегу, уходя к югу, вздымалось Чёрное Всхолмье. Непролазная ухабистая мешанина жёлтых трав и бурого папоротника, с проплешинами осыпей щебня и складками белёсых, затопленных лощин. К востоку реку перешагивал Осрунг — тесная группа домов вкруг моста и большой мельницы жалась друг к другу за высоким частоколом. Из дымоходов выплывали клубы — в яркую синь и далее, в никуда. Всё как положено, и не на что обратить внимание, и нет намёка ни на Союз, ни на Горбушку, ни на кого ещё из ребят Ищейки.
Вообще трудно поверить, что идёт война.
Но в то же время по опыту Утробы, а у него его хоть отбавляй, войны сделаны из девяноста девяти частей нудной скуки (обычно в холоде и сырости, голоде и простуде, часто волоча на себе в гору неподъёмный груз железа) и одной части жопораздирающего страха. Он снова задумался, за каким хреном вообще влез в это чёрное дело, и за каким хреном до сих пор из него не выбрался. Способности к такому ремеслу, либо отсутствие способностей к чему-то иному? Или, быть может, его просто несёт по ветру и ветром прибило сюда? Он всмотрелся ввысь, в глубине неба перемещались клочки облаков: вот одно воспоминание, вот и другое.
— Красиво, — снова произнёс Агрик.
— На солнышке всё симпатичней, — сказал Утроба. — Если б шёл дождь, ты бы назвал её самой уродской долиной на свете.
— Может быть, — Агрик закрыл глаза и откинул голову. — Но дождь не идёт.
Факт, и не обязательно радостный. Утроба давным-давно обзавёлся привычкой обгорать на солнце, и потратил большую часть вчерашнего дня, пятясь бочком вслед за тенью высочайшего из Героев. Только одно ему нравилось меньше жары — холод.
— О, под крышу бы, — пробормотал он. — До чего ж обалденное изобретение, чтобы держать погоду на расстоянии.
— Чуточку дождя меня вовсе не утомит, — буркнул Агрик.
— Ты молод. Погоди, пока в моём возрасте не нахватаешься под открытым небом всех видов непогоды.