Правильное решение
— Это правда? — спросил Дрофд.
— Ась?
— Это правда? — Парень кивнул в сторону Скарлингова Перста, горделиво стоящего на собственном холме-постаменте, отбрасывая только пенёк тени, ведь уже клонилось к полдню. — Что под ним похоронен Скарлинг Простоволосый?
— Сомневаюсь, — произнёс Утроба. — С чего бы?
— Разве не поэтому его назвали Скарлингов Перст?
— А как ещё надо было его назвать? — спросила Чудесная. — Скарлингов Хер?
Брак вскинул свои толстые брови:
— Теперь, когда ты об этом упомянула, он и впрямь слегка смахивает…
Дрофд перебил его.
— Нет, я о том, что зачем его так называть, если он тут не похоронен?
Чудесная посмотрела на него как на величайшего тупицу на всём Севере. Уж точно, одного из главных.
— Есть ручей, неподалёку от поля моего мужа — моего поля — его называют Скарлингов Ключ. Кроме него на Севере наверно ещё штук пятьдесят других. По-моему ходила легенда, что он утолял свою богатырскую жажду в их чистых водах перед тем как дать клич к наступлению или запеть доблестную песнь. Предположу — в большинство из них он разве что поссал, если вообще появлялся хотя бы в дне езды оттуда. Вот что такое быть героем. Каждому хочется маленький кусочек тебя. — Она кивнула на Виррана, преклонившего колени перед Отцом Мечей сложив ладони и закрыв глаза. — Через пятьдесят лет, пожалуй, будет дюжина Виррановых Ключей, там и сям, на полях, куда он ни разу не захаживал, и мокроглазые дурни будут спрашивать — «Это правда что под тем ручьём похоронен Вирран из Блая?». — Она отошла, качая коротко стриженой головой.
Плечи Дрофда поникли.
— Я же только, будь оно неладно, спросил! Я думал, раз их назвали Героями, значит, под ними похоронили героев.
— Кого б волновало, кого здесь похоронили? — прошептал Утроба, думая обо всех тех, чьи похороны он видел. — Как только человек попал в землю — он просто грязь. Грязь и сказания. А у сказаний и настоящих людей маловато общего.
Брак кивнул:
— Всё меньше с каждым пересказом.
— Хм?
— Скажем, Бетод, — проговорил Утроба. — Слушая рассказы ты, наверное, представляешь его самой злобной сволочью, чья нога только ступала на Север.
— Он был не таким?
— Всё зависит о того, кого ты спросишь. Враги его не жаловали, и мёртвые ведают, наплодил он их дофига. Но глянь, что он сделал. Больше чем то, за что Скарлинг Протоволосый даже пытался взяться. Создал единый Север. Построил дороги, по которым мы передвигаемся, половину городов. Положил конец межклановым распрям.
— Начав войны с южанами.
— Что ж, верно. У каждой монеты две стороны, такое вот моё мнение. Людям нравятся простые истории. — Утроба нахмурился на розовые отметины по краям ногтей. — Но люди не просты.
Брак хлопнул Дрофда по спине, и чуть не повалил его.
— Кроме тебя, да, малыш?
— Утроба! — В голосе Чудесной послышалась нотка, от которой все повернулись. Утроба взвился, ну приблизительно, насколько ему удавалось взвиваться в эти дни, и посеменил к ней, морщась от хрустевшего сломанными сучьями колена, что жалило аж в спину.
— На что смотреть? — Он пристально взглянул на Старый Мост, на поля, и пастбища и гряды кустарника, на реку и скалистую пустошь за ней, пытаясь отгородить слезящиеся глаза от ветра и придать резкости расплывающейся долине.
— Ниже, у брода.
Вот теперь он их рассмотрел, и его кишки ухнули. На глаз немногим больше точек, но определённо люди. Брели через отмели, пробирались через галечник, подтягивались на берег. Северный берег. Утробин берег.
— Ой, бля, — сказал он. Для союзных маловато, но приближаются с юга. Значит — ребята Ищейки. Что более чем вероятно значит…
— Горбушка вернулся. — Последнее в чём Утроба нуждался за спиной, был шёпот Трясучки. — И он разжился дружками.
— К оружию! — вскричала Чудесная.
— А? — Агрик выпучил глаза, с обеденным котелком в руках.
— К оружию, балда!
— Бля! — Агрик вместе с братом начали носиться кругами, крича друг на друга, вываливая тюки и раскидывая пожитки по утоптанной траве.
— Скольких ты насчитала? — Утроба потеребил карман, но труба пропала. — Да где нахрен…
Её прижимал к лицу Брак. — Двадцать два, — буркнул он.
— Не ошибся?
— Не ошибся.
Чудесная почесала длинный, шедший вдоль черепа, шрам.
— Двадцать два. Двадцать два. Двадцать… два.
Чем дольше она говорила, тем звучало хуже. Крайне дерьмовое число. Слишком много, чтобы побить без страшной опасности, но в самый раз — с преимуществом в позиции и выпавшей на рунах удачей — чтобы в принципе это удалось. Слишком мало, чтобы просто удрать без объяснений Чёрному Доу почему. А сражаться в меньшинстве, как-то менее рискованно, чем объяснять «почему» Чёрному Доу.