— Скорее кожицы кое-где ещё. — Пробормотала под нос Чудесная.
— Можешь быть любой частью ореха, какой хочешь, — произнёс Утроба, — главное, окажись в нём, когда мы его расколем.
— О, мне некуда идти, до той поры, когда ты откроешь моё предназначение. — Вирран откинул капюшон и поскрёб в прилизанных волосах. — В точности как предрекла мне Шоглиг.
Утроба вздохнул.
— Поскорее бы уж. Вопросы есть? — Ни звука, исключая шелестящий в траве ветер, хлопки, когда они закончили пожимать руки, ворчанье и лязг, когда Брак наконец напялил на Йона доспех. — Лады. — На случай, если потом не удастся, говорю сейчас — было честью сражаться рядом со всеми вами. Или, если хотите, честью ковылять вместе с вами по всему Северу при любой погоде. Всегда помните однажды сказанное мне Руддой Тридубой: главное, чтоб мы их всех поубивали, и ни в коем случае не наоборот.
Чудесная усмехнулась:
— Лучший, етить его, совет, что я слышала.
Основная группа бойцов Горбушки тронулась с места. Большая группа. Шли медленно, выигрывая время, поднимались по длинному склону в направлении Детей. Уже больше, чем просто точки. Существенно больше. Явно люди, идут целеустремлённо, солнце разрозненно вспыхивает на остром железе. Тяжёлая рука ткнулась ему в плечо, и Утроба подпрыгнул, но позади оказался лишь Йон.
— На пару слов, вождь?
— Что такое? — Хотя и так уже знал.
— Как обычно. Если здесь я погибну…
Утроба кивнул, отсекая долгую тягомотину:
— Я отыщу твоих сыновей, и отдам им твою долю.
— И?
— Расскажу им, каков ты был.
— Всё целиком.
— Всё целиком.
— Добро. И ни чуточки меня не приукрашивай, старый ты хрен.
Утроба окинул рукой свою старую кожаную куртку:
— Когда я в последний раз себя-то приукрашивал?
Они сцепили руки, и у Йона должно быть промелькнул след улыбки.
— Давненько, вождь, это уж точно. — Оставляя Утробу в раздумьях, кому будут рассказывать, когда он сам вернётся в грязь. Вся его семья здесь.
— Время говорить, — промолвила Чудесная.
Горбушка оставил своих людей за Детьми, а сам с голыми руками и открытой улыбкой взбирался к Героям по травянистому склону. Утроба обнажил меч, прочувствовал кистью его страшащий и обнадёживающий вес. Дюжина лет ежедневной работы бруском давала уверенность в его остроте. Жизнь и смерть в куске металла.
— Правда, с ним ощущаешь себя чего-то значащим? — Трясучка раскрутил в кулаке свою секиру. Зверская на вид поделка, тяжёлое древко прошито гвоздями, переливалось бородатое зазубренное оголовье. — Мужчина обязан быть при оружии. Ради одного только ощущения.
— Безоружный мужик, как дом без крыши, — прогундел Йон.
— Оба протекут и рухнут, — закончил за него Брак.
Горбушка остановился как раз в пределах выстрела из лука, высокая трава тёрлась о его икры.
— Хэй, хэй, Утроба! Ну, ты чегой-то, всё там?
— К сожалению, да.
— Хорошо спалося?
— Лучше бы на перьевой подушке. Хоть ты мне её принёс?
— Хотел бы захватить её для тебя. Ктой-то у вас, Коль Трясучка?
— Айе. И с собой он привёл две дюжины карлов. — Крепкий ход, но Горбушка лишь засмеялся.
— Неплохая попытка. Никого он не привёл. Давненько не виделись, Коль. Как делища?
Трясучка еле-еле заметно пожал плечами. Больше ничего.
Горбушка вскинул брови.
— Что, неужели так?
Снова пошевелились плечи. Словно ему без разницы, хоть падите небеса.
— Ну как знаешь. Как насчёт вот чего, Утроба. Можно мне забрать назад свой холм?
Утроба повращал кистью на рукояти меча. Щипало содранную кожу в уголках жёваных ногтей.
— Да я-то настроился посидеть тут ещё пару деньков.
Горбушка посмурнел. Не на такой ответ он надеялся.
— Послушай, Утроба, той ночью ты дал мне шанс, и я даю тебе твой. Есть правильный способ делать дела и между честными людьми всё по чесноку. Ты, поди, заметил — ко мне тут с утра подошли друзья. — И он мотнул большим пальцем в сторону Детей. — Поэтому спрошу тебя ещё раз. Можно мне забрать назад свой холм?
Последняя возможность. Утроба глубоко вздохнул, и проорал вместе с ветром:
— Боюсь, нет, Горбушка! Боюсь, тебе надо будет подняться и отобрать его у меня!
— Сколько с тобой там, наверху? Ась? Девять? Против моих двух дюжин?
— Встречали мы перевес и похуже! — Вот только он не припоминал, чтобы хоть раз по собственной воле.
— Как не жаль, тебя-то отъебать хватит! — Горбушка понизил голос от сердитого к вразумительному. — Послушай, нет причин доводить всё до…