— Всё путём? — Над ним склонился Вирран, великий двуручный меч он держал под крестовину одной рукой, всё лезвие было в пятнах и точках. Окровавлено, как ему и полагается. Если Отец Мечей вынут из ножен, ему обязательно полагается вкусить крови. — Ты в норме?
— На первый взгляд. — Пальцы Утробы так туго впились в ремень щита, что он едва не забыл, как их разжимать. Наконец отодрал их, уронил щит в траву. Лицевая сторона щита предъявила пару новых рассечений, в дополнение к сотне старых ран, и новую вмятину в блеклой шишке.
Топорщистый ёжик волос Чудесной залип кровью.
— Чего там? — Она протирала глаза тыльной стороной ладони. — Меня порезали?
— Поцарапали, — промолвил Скорри, ведя большими пальцами по её голове.
Дрофд рядом с ней качался взад-вперёд на коленях, крепко вцепившись в руку. Кровь прочертила полосы на его пальцах.
Солнце вспыхнуло прямо в глаза Утробе, и он заморгал. Расслышал, как вслед Горбушке и его бойцам, из-за камней раскатисто вопит Йон.
— Идите сюда, уёбища! Возвращайтесь, ссыкливые гниды! — От криков ничто не поменялось. Каждый человек — трус. Трус и герой — смотря, как сложатся обстоятельства. Они не возвращались. Оставили вроде бы восемь погибших. И не возвращались. Утроба молился старым мёртвым богам этого места, чтобы они не возвращались.
Скорри напевал, мягко и низко, и грустно, достав из мешочка иглу и нить, и приступая к зашивке. После битвы не жди весёлых песен. Лихие напевы звучат до того, и, как правило, расходятся с правдой.
Утроба поймал себя на мысли, что они неплохо отделались. Весьма неплохо. Всего один погибший. Потом он посмотрел на беспомощное, вялое лицо Атрока, совсем съехавшие глаза, совсем разодранную секирой Рыжеворона и пропитавшуюся влажной краснотой кишок куртку — и его замутило от самой мысли. Он знал, это останется с ним, наряду со всем прочим. Всем нам влачить собственный груз.
Он лёг на траву и смотрел, как движутся переменчивые облака. Вот одно воспоминание, теперь другое. Хороший командир не должен переживать о сделанном выборе, говорил ему Тридуба, и хорошему командиру нельзя избежать этих переживаний.
Он принял правильное решение. Может быть. А может, правильного решения не было вовсе.
День первый
Благоразумная армия разбежится.
Тишина
Ваше светлейшее величество,
Лорд Байяз, первый из магов, передал маршалу Крою Ваше безотлагательное желание наискорейшего разрешения кампании. Вследствие чего маршал разработал план навязывания Чёрному Доу решительной битвы всеми нашими силами, и вся армия развернула плодотворную и активную деятельность.
Впереди движется дивизия генерала Челенгорма, с первого до последнего луча солнца в маршевом строю, всего в нескольких часах позади неё авангард генерала Миттерика. Со стороны можно отметить, что между ними идёт дружеское соперничество, кому первому схватиться с врагом. Тем временем из-под Оллензанда отозван лорд-губернатор Мид. Место сбора трёх дивизий у городка под названием Осрунг, чтобы затем единым строем двинуться на Север, на сам Карлеон — к победе.
Я сопровождаю штаб генерала Челенгорма, острие нашей армии. Продвижению несколько препятствуют плохие дороги и переменчивая погода, без предвещения превращающая ясное солнце в резкий ливень. Однако генерал не таков, чтобы его остановили хоть небесные, хоть вражеские происки. В случае контакта с северянами, я, разумеется, буду вести наблюдения и немедленно оповещу Ваше величество о результатах.
Остаюсь самым преданным и недостойным слугой Вашего величества
Бремер дан Горст, королевский обозреватель Северной кампании.
Едва ли это можно назвать рассветом. Траурное серое марево, бесцветное до поры восхода солнца. Те немногие, кто снаружи — стали призраками. Пустая земля — страна мёртвых. Любимое Горстом время дня. Можно представить, что люди навсегда утратили речь.
Он бежал уже более получаса, ноги месили изрытую колеями слякоть. Длинные лужи в бороздах от тележных колёс отражали сучья чёрных деревьев и стёртое небо. Счастливые миры-зеркала, в которых у него было всё, что он заслужил, сминались в крошево под тяжёлыми сапогами, орошая грязной водой его стальные поножи.