Наиболее вероятным кандидатом выглядел Рыжеворон. Он уже перекинул через плечо лук и теперь стоял с чёрным взором, в добела сжатом кулаке секира, а в другой руке щит, на щите нарисована красная птица. Если он сперва собирался убить Утробу, то непохоже, что за последнюю пару минут передумал. — Кучка старых говнюков и, я хуею, женщина, — выругался он. — И перед такими-вот мы отступаем без боя?
— Не мы. — Горбушка закинул за спину свой выщербленный щит. — Я отступаю вниз, вон с теми парнями. Ты собираешься остаться, значит в одно рыло сразишься с Вирраном из Блая.
— Я — что? — Рыжеворон, дёрнувшись, хмуро взглянул на Виррана и Вирран ответил взглядом, со столь же каменным, как сами Герои, лицом.
— Ты принял правильное решение, — сказал Горбушка, — раз тебе так уж свербит подраться. А я потихоньку свезу себе на телеге твой порубленный труп твоей маме и попрошу её не расстраиваться, потому что всё вышло, как захотел ты сам. Ты так полюбил этот блядский холм, что просто обязан был здесь сдохнуть.
— Да только лучше бы тебе спуститься с нами, благословляя имя Кёрндена Утробы за то, что он нас честно предупредил, разрешил уйти и не понавтыкал стрел в задницы.
— Ладно, — сказал Рыжеворон, и, надувшись, отвернулся.
Горбушка сдул щёки, обращаясь к Утробе.
— Вот тебе и молодёжь в наши дни, да? Неужели и мы были такими глупыми?
Утроба пожал плечами.
— Скорее всего.
— Всё-таки не сказал бы, что так же жаждал крови, как, кажись, они.
Утроба пожал плечами ещё раз.
— Вот такие настали времена.
— Правда, правда, и трижды правда. Мы тебе оставим костёр, угу? Погнали, мужики. — Они побрели к южной стороне холма, всё ещё складывая остатки пожиток, и один за одним меж камнями исчезали в ночи. Племянник Горбушки повернулся в проходе и показал Утробе палец, мол, иди ты нахуй. — Мы ещё вернёмся, ты, подкрадывальщик галимый! — Дядя отвесил затрещину по его легкомысленной макушке. — Оу! Что?
— Будь поуважительнее.
— Мы чё, не на войне?
Горбушка снова отвесил оплеуху, от чего тот ойкнул.
— Всё равно не груби, говнюк.
Утроба постоял, пока жалобы бойца стихли на ветру меж камней, сглотнул кислые слюни и высвободил пальцы из-за пояса. Ладони дрожали, чтобы скрыть это, пришлось потереть их друг о друга, притворяясь, будто замёрз. Зато уже всё, и каждый участник по-прежнему дышит. Стало быть, подумал он, всё сработало так, как можно было только надеяться.
Весёлый Йон не согласился. Он подошёл к Утробе, мрачный как туча, и сплюнул в костёр.
— Может, придёт час, и мы пожалеем, что их не убили.
— Неубийство не так тяготит мою совесть, как его противоположность.
Брак с упрёком подступил к Утробе с другого бока.
— Воину не следует чересчур тяготиться совестью.
— Заодно воину не следует чересчур тяготиться своим пузом. — Вирран стряхнул с плеч Отца Мечей, поставил на острие так, что навершие доходило до его шеи, и провернул вокруг оси, наблюдая, как перескакивает отсвет на крестовине. — Всем нам нести свои тяготы.
— У меня-то как раз всё в норме, худосочный. — И горец гордо потрепал своё великое брюхо, подобно отцу, треплющему по головке сына.
— Вождь. — Агрик шагнул у свету, в руке вольно свисал лук, и болталась стрела, придерживаемая двумя пальцами.
— Ушли? — спросил Утроба.
— Видел, как спускались у Детей. Сейчас они переходят реку, направляются в Осрунг. Атрок приглядит, на всякий. Будем знать, если их вернётся вдвое больше.
— Думаешь, так и будет? — спросила Чудесная. — Горбушка скроен из старого сукна. Он может и улыбался, но случившееся ему не по душе. Ты старому хрычу веришь?
Утроба насупился в ночь. — Примерно как всякому в наши дни.
— Так мало? Лучше выставь охрану.
— Айе, — произнёс Брак. — И убедись, что наши не спят.
Утроба ткнул его в плечо. — Здорово, что ты вызвался добровольцем в первую стражу.
— Можешь взять за компанию своё пузо, — добавил Йон.
Утроба ткнул в плечо уже его. — Рад, что ты напросился во вторую.
— Бля!
— Дрофд!
В кудрявом пареньке можно было сразу признать новенького в команде, ведь он отозвался спешно, чуть ли не вприпрыжку.
— Айе, вождь?