— Поздравляю с капитаном третьего ранга, что присвоено государыней Екатериной! И следовать тебе в Петербурх!
Но, как это часто бывает в жизни, уехать сразу не удалось. Ещё с полгода отплавал по каспийским водам Фёдор Соймонов, прежде чем его отпустили.
НА СЛУЖЕБНЫХ ПЕРЕПУТЬЯХ
Москва встретила Фёдора колокольным перезвоном. Время вынужденного безделья в Астрахани тянулось тягостно и уныло. Наконец прибыл назначенный командир порта контр-адмирал Иван Сенявин. Фёдор сразу к нему: так, мол, и так, отпусти на Балтику, устал здесь, мочи нет!
— Нет уж, — покачал головой Сенявин. — Ты мне тут первый помощник!
Тогда же велел он Соймонову снова собираться.
Была пасха, праздновали её весело. На застолье у стольника Отяева приглядел Фёдор его дочку Дарью, румяную и глазастую девушку с огромной русой косой, да и та вниманием бравого моряка не обходила. То так посматривала, то этак, да и было от чего: Соймонов за столом главный рассказчик. Остальные сидят, только рты от удивления открывают! Через несколько дней капитан и сватов заслал. Отец сразу к дочке: согласна ль? Та лишь глаза опустила. Свадьбу гуляли с размахом.
— Эх, прощевай, жисть холостяцкая! — бил на третий день об пол фужер молодой муж. — Нонче всё по-иному станет!
Но закончилась свадьба, и загрустил Фёдор, уж больно не хотелось ему от молодой жены уезжать в промозглый Петербург. «Искал я случая, чтоб на некоторое время быть в Москве, во признании для того случая, что женился, а другое и то, что с женою жить в Петербурге был в деньгах недостаток, оставя жену, одному ехать не хотелось, а чтобы оставить морскую корабельную службу, по совести… на мысль мою не приходило…»
Но вот и Петербург. Серое низкое небо, моросящий дождь. Посетив стародавних друзей, Соймонов сразу же садится составлять отчёт о своих каспийских делах. Наконец карты и лоции составлены, переписаны набело и сданы в коллегию.
— Куда теперь? — поинтересовался капитан у адмирала Крюйса.
— Куда скажут, жди! — отмахнулся тот.
— А коль позабудете? — настаивал Фёдор, памятуя о тех, которые годами нищенствовали в ожидании вакансий.
— Как позабудем, так и вспомним, а не вспомним — знать, не нужен! — философски закончил разговор президент Адмиралтейств-коллегии.
В ожидании прошло лето, затем осень и зима. Соймонов, экономя на всём, пообносился и осунулся. Безденежье и ненужность угнетали. Наконец о нём вспомнили, но вызвали не в коллегию, а к генерал-прокурору Ягужинскому. Тут уж Фёдор не знал, что и подумать. Генерал Ягужинский мужик крутой, может, в делах каспийских недостачу какую выискал или кто донос какой написал.
Но грозный Ягужинский встретил моряка ласково.
— Садись! — указал на стул.
Фёдор на стул сел, но глядел насторожённо. Ягужинский, наоборот, из-за стола своего дубового встав, объявил торжественно:
— Посоветуясь с членами высокой коллегии, решили мы назначить тебя флотским прокурором!
Соймонов, услыша слова такие, чуть со стула своего не свалился.
— Но я ж корабельный офицер и дел бумажных знать не знаю! — пытался отговориться робко.
Ягужинский, худой и желчный, лишь ухмыльнулся:
— Сие есть глупая отговорка, потому как дела чиновничьи не столь премудры, как навигацкие. Освоишься!
Вскоре сенатский обер-секретарь Курилов объявил об указе сената.
Почему же выбор на столь высокую и ответственную должность пал именно на Соймонова? Ведь желающих, думается, было немало. Что в любимцах у царя Петра был? Но не он один. Что умён? Но и толковых тоже вокруг было немало. Думается, причина была в полнейшей честности Соймонова и его всегдашней щепетильности по отношению к казённому имуществу.
Итак, назначение состоялось. На новоиспечённого прокурора сразу же обрушился вал бумаг: доносы, жалобы, кляузы. Всё это надо было внимательно рассмотреть, проверить, напраслину отбросить, а серьёзным бумагам дать ход и произвести розыск.
По первому снегу 1730 года привёз Фёдор в столицу жену Дарью с полугодовалым первенцем. Дом сняли на Васильевском острове. В гостиной зале Соймонов самолично приколотил к стене портрет Петра, в кабинет поставил складной сосновый стол и токарный станок, за которым любил поработать, когда свободная минута выпадала.