— Игорек! Игорь! Куда попало, где болит?
— Три пули… — простонал мой напарник. — Одна навылет…
— Сейчас отвезем тебя в больницу, — Ника вырулила на трассу, и втопила педаль в пол.
— Нельзя в больницу, — я оглянулся. — Давай на дачу.
— Да сейчас весь район оцепят, какая, к хренам, дача?
— Давай на дачу! — я добавил в голос металла. — Или вылезай, я сам поведу.
Ругнувшись, Ника нехотя подчинилась.
— Братцы… — Игорь говорил через силу. — Знайте, что я никогда не был так счастлив, как рядом с вами…
— Заткнись, — угрюмо посоветовала Вероника. — Если будешь говорить так, как будто сейчас умрешь, то я сама тебя добью.
"Мустанг" срезал, проехав через заброшенные ангары, куда раньше свозили зерно. От волнения Ника заехала в тупик, и отчаянно сдала назад, чуть не лишившись заднего бампера. На выезде к нам присоединился белоснежный "Мерседес", и тоже прибавил, держась на хвосте. Я сжал зубы, и полез за аптечкой. Игорь затих, глядя перед собой в одну точку. Я осторожно пощупал его пульс, и почувствовал, как у меня неприятно заныло в животе.
— Вероника.
— Давай не сейчас, а? — она уже подъезжала к даче. — Потом будешь диагнозы ставить.
— Вероника.
— Да что? — девушка затормозила, и обернулась. — Твою мать…
К тому времени, как подошли Тощий и Усатый, все было кончено.
*************
Район гудел, как переполненный улей. Со стороны поселка слышались сирены, распоряжения по громкоговорителю, полицейские машины носились по трассе, как заведенные. Далеко-далеко в ночном небе появился вертолет, и полетел куда-то, освещая все на земле прожекторами. И лишь у нас была гробовая тишина.
Да, именно. Гробовая. Точнее не скажешь.
Отвернув крышку на горловине канистры, я еще раз хорошенько облил бензином "Мустанг", стоящий на открытой полянке. Трава вокруг была вырвана, деревья находились далеко, так что лесного пожара можно было не опасаться. Вероника смотрела в сторону, кулаки ее были крепко сжаты. Она плакала, но плакала беззвучно, не позволяя даже мне увидеть свои эмоции.
Горящая тряпка приземлилась на капот, огонь пополз дальше, и машину с трупом на переднем сиденье объяло пылающим факелом. Я отбросил канистру к двум пустым, тихо подошел, и обнял Нику за плечи. Она спрятала лицо у меня на груди.
— Прощай, Игорек.
— Прощай.
С высоты холма за нами наблюдал Тощий, скрестивший руки на груди, и Усатый, со скучающим видом крутивший в руках напильник. Огонь пробрался внутрь салона, перекинулся на крышу, багажник. Так странно было видеть в горящей машине человека, который сидит на своем месте, и, казалось бы, абсолютно равнодушно реагирует на все происходящее.
Я потянул Нику за рукав.
— Надо идти.
— Да, надо.
Молча мы пошли сквозь лес. Впервые мы не разговаривали, не шутили, не делились своими планами, не высматривали жертву очередной аферы.
Мы просто шли, ощущая, как у нас появилась общая боль.
.
Глава восемнадцатая: Портал
Мерно стучали колеса, поезд несся сквозь ночь, изредка посылая вдаль тревожные гудки. Лежа на верхней полке, Вероника делала вид, что читает книгу, сидя на нижней, я тасовал колоду карт.
— Сделаете остановку вот здесь, — Тощий вывел изображение на своем телефоне. — Переночуете в гостинице, а утром двинетесь дальше. Советую раздобыть поддельные паспорта.
— Ладно.
Наверху послышался сдавленный всхлип.
— И чего она нюни распустила? — поинтересовался Тощий, глядя прямо на меня. — А, все понятно, влюбилась в этого вора, вот и распустила. Вероника, ты не переживай, найдешь кого-то и получше. С твоими формами тебе это не составит труда.
Мне отчаянно захотелось ему врезать. Чтобы сдержаться, я отвернулся к окну, и сделал вид, что рассматриваю темень.
— Свяжемся, как договаривались, через газету, — Тощий хлопнул себе по коленям, и поднялся. — Мне пора, скоро моя остановка. До встречи.
— До встречи.
Оставшись одни, мы несколько минут сидели молча. Молчали, пока поезд не начал замедлять ход, молчали, пока он стоял. И лишь когда он тронулся, я осторожно вышел в тамбур, и убедился, что наш бестактный попутчик действительно исчез.
— Ты в порядке?
— Да, — Вероника вытерла слезы.
— Хочешь, поговорим?
— Не надо. Ничего, не говорить, не спрашивать, ничего. Просто закрыли эту тему, и больше к ней не возвращаемся. Спокойной ночи, — она отвернулась к стенке.
Я пожал плечами и тоже прилег.
Не надо так не надо.
***************
Гостиница называлась очень скромно: "Бабушкина изба" (кто придумывает эти названия, мне до сих пор неясно). Еще в поезде Тощий по телефону забронировал нам один номер на двоих. Когда у нас попросили паспорта для регистрации, я показал стодолларовую купюру, и про документы сразу забыли.
— Я в душ, — Вероника устремилась к дверям ванной.
Искренне надеясь, что она не утопится, я попробовал собраться с мыслями. Смерть Игоря потрясла меня, но даже это потрясение не позволило забыть о том, что мы все по уши в дерьме. И как выбираться из него — непонятно.
Героями быть непросто. Ты можешь жертвовать собой ради высоких целей, но всегда найдется человек, который увидит в этом обратную сторону медали. Мы воровали, грабили и обманывали людей, и все из-за чего? Из-за расы существ, про которых до нас никто никогда не знал, и не знает, и мы бы сами не узнали, если бы не дневник, который Вероника нашла чисто случайно? С точки зрения артезианцев мы, может, и были героями, но для нашего мира мы были преступниками.
Темным пятном на фоне обычного общества.
Той самой ложкой дегтя в бочке меда.
И просто циничными мразями.
А когда ты наносишь вред обществу, то рано или поздно за это приходится платить. Игорь уже расплатился. Теперь наша очередь.
— Иди, — коротко сказала Ника, выплывая из ванны.
Ополоснувшись, и кое-как приведя себя в порядок, я вернулся в номер. Сидя у зеркала, Вероника расчесывала свои волосы, между ее пальцев струились огненно-рыжие пряди. Я не поверил своим глазам.
— Ты что, парик купила?
— Это мой естественный цвет, — устало ответила она. — Такой вот родилась. В брюнетку перекрасилась, когда от дяди сбежала. Решила, что буду менять цвет волос каждый месяц.
— А почему перекрасилась? Рыжий тебе идет.
— Да, но быть рыжей — это все равно, что носить на груди табличку с именем, фамилией, датой рождения и местом проживания, — грустно отозвалась Ника. — В общем, иметь примету, которая очень пригодится для твоего розыска.
— А сейчас в какой цвет перекрасишься?
— Увидишь.
Наступило неловкое молчание.
— Ты, наверное, хотела бы побыть одна, — несмело начал я. Надо же, вроде сколько раз лапшу людям на уши вешал, а перед этой девушкой мне страшно, как первокласснику возле доски. — Я собираюсь уйти на весь остаток ночи. Хочу немного развлечься, сбросить напряжение. Но если ты хочешь, чтобы я остался…
— Да уж, для большей убедительности нам не хватает только переспать, — согласилась она. — Безутешная дама бросается в объятия лучшего друга своего погибшего кавалера. Типичная ситуация.
— Но ты ведь ею не воспользуешься?
— Сейчас точно нет. Устала, да и не хочется выглядеть такой б….ю, — последнее слово непривычно резануло слух. — Иди, развлекайся.
— Тогда увидимся утром.
Спускаясь в бар, я твердо ощущал потребность очистить голову от ненужных эмоций, и навести в душе хоть какой-то порядок. Для этого существовал только один, издавна проверенный и всегда безотказный способ. С учетом на поздний час, в баре было немного народу, а если быть точнее, за столиком сидела только одна девушка. Надо же, как мне везет.
В тот момент, когда я зашел, она как раз собиралась уходить, и рылась в сумочке, положив на стол двухтысячную купюру, наверное, чтобы расплатиться за коктейль. Пользуясь тем, что внимание бармена было приковано к висевшему на стене телевизору, я метнул левой рукой карту. Купюра слетела на пол, и тут же прилипла к подошве моего ботинка. Фокус на уровне начальной школы.