— В чем дело?
— Я сражусь с Тгунеем еще раз.
— Стой! Ты ранен.
— Разве я не все время ранен?
Сон, что Адлет до этого видел, еще кипел в его сознании.
«Если я не смогу сражаться, не смогу и победить», — эта мысль обжигала его тело, мешая ему стоять спокойно. И Адлет направился к выходу из пещеры, но на его пути возникла Фреми.
— Что ты делаешь, Адлет? — Фреми спокойно смотрела на Адлета. И это привело его в чувство. — Если ты настолько глуп, что хочешь идти и сражаться, то лучше умри.
— Верно. Плохая идея. Прости, — сказал Адлет, пряча меч в ножны. Ролония с облегчением выдохнула.
Адлет улыбался; он должен был улыбаться, когда ему было больно.
— Все заняты тем, что едят, залечивают ран или чинят оружие и броню. Ты бы лучше занялся тем же.
И, словно вся эта ситуация ей надоела, Фреми вздохнула.
— И думать будешь позже. Ты явно не в себе, потому вряд ли сможешь придумать что-то хорошее.
— …Ухх, — Адлет не нашелся с ответом.
— Ты слишком проблемный для сильнейшего в мире.
Фреми обошла Адлета и прошла глубже в пещеру. Потом она сняла плащ и верхние слои одежды.
— Фреми, что ты делаешь?!
— Я буду мыться. Я давно не мылась, — сказала Фреми, но одна ее рука все еще держала ружье, пока она умело снимала остатки одежды.
Адлет тут же вышел из пещеры.
Первым, кого он заметил, выйдя наружу, был Ханс, что ел в стороне от входа в пещеру. Его щеки были в еде, он жевал жареное мясо и макал сухой хлеб в воду.
— Так ты проснулся, нья. Как себя чувствуешь?
— Я в порядке. Сил хватит, чтобы идти и убивать Тгунея.
— Хватит так глупо шутить, лучше что-нибудь съешь, нья.
Ханс поделился мясом с Адлетом. Мясо было очень мягким, в меру жирным и без сильного запаха дыма. На упаковке была марка, которую он уже видел.
— Ханс, это та еда, которую несла Нашетания?
— Нья. Эта Нашетания бросила свои вещи и сбежала. Но еда неплоха, нья.
— …Ты бы осторожнее ел пищу врага.
— Нет тех глупцов, что отравят мою еду, — сказал Ханс, впиваясь в мясо.
Пока Адлет приходил в себя, из пещеры вышла Ролония.
— Яд не станет проблемой. У меня есть всевозможные противоядия от Тоулы-сан… то есть, Святой Медицины. И я тоже немного умею выводить яды.
— …Прости, но мне не интересно. Самый сильный человек в мире осторожен, — сказав это, Адлет вытащил немного еды из одного из кисетов. Это был куб со сторонами по четыре сантиметра.
— Нья, что это? Это вкусно?
— Я зову это Едой Сильнейшего.
— Как обычно, твое понимание крутости смешит, нья.
— Она состоит из пшеничной муки, выдержки из органов некоторых животных, порошка двадцати лекарственных растений, и все это смешано с говяжьим жиром. Так как я самый сильный человек в мире, я ем одну такую в день.
— Но я не думаю, что сильнейшему нужна особая еда… — сказала Ролония, склонив голову.
— …Так это вкусно?
Адлет смотрел на кубик еды достаточно долго. А потом он несколько раз глубоко вдохнул, успокаиваясь.
— Что ты делаешь?
— Ее нельзя так просто съесть. Сначала ты вызываешь в памяти всю вкусную еду, какую только ел.
Он уткнулся большим пальцем в лоб и исполнял инструкции.
— Потом представить, что это — самая вкусная еда в мире. И если удастся получить такое впечатление…
Он закрыл глаза и сунул кубик в рот. Он быстро разжевал его и проглотил.
— Если ты утратишь силу хоть на мгновение, тебя ждет ад. В этом опасность такой еды.
— …И по-другому ее никак не съесть, нья? — Ханс был в шоке.
— Кстати о еде, остальные поели? — спросил Адлет, доев и сменив тему. Ели только Ханс и Адлет. Фреми купалась в ручейке, Голдоф и Мора дежурили у края барьера, а Чамо лежала на камне, закрыв глаза.
— Голдоф сам что-то ел. Но никто из девчат не поел. Не знаю, почему.
— Они не ели?
Ролония объяснила им.
— Мне еда не так нужна. Я могу использовать силу своей крови. Мора питается силой гор, ей тоже не нужна еда.
«Удобно», — подумал Адлет.
— А Чамо?
— Чамо-сан… у нее тоже должна быть причина. Простите, но я не знаю.
— Думаете, Чамо нужна обычная еда? — сказала Чамо, оставаясь на камне.
— …Я не знаю, но так думаю.
— Чамо исцеляет раны своих питомцев. Чамо не хочет говорить, — ответила она и закрыла глаза.
Из ее желудка можно было слышать слабые стоны Джума. Это заставило Адлета вспомнить, как они корчились от боли на земле, когда на них попал серебряный порошок. Видимо, лучше ее сейчас не беспокоить.