«Но возможно ли такое?»
Раина не мог двигаться. Не мог говорить.
«Смогу ли я в таком состоянии?»
И все же Раина не мог сдаться. Хотя он и не мог управлять телом, хотя и стал солдатом-трупом, Раина еще был живым. Он верил, что надежда осталась, а потому не сдавался.
«Прошу, Герои Шести Цветов, — взывал мысленно Раина. Святая Одного Цветка. Богиня Судьбы. Услышьте мою просьбу. Не важно, что будет с моей жизнью. Пусть я умру, рассказав правду о Черном Пустоцвете. Только дайте встретиться с Героями».
Недалеко от леса, где бродили солдаты-трупы, была хижина. И в ней тихо сидели Герои Шести Цветов.
Губы Адлета шевелились, он смотрел на карту. Он снова и снова повторял слова Доззу. Все жители его деревни стали солдатами-трупами.
— Ад-кун, ты в порядке? спросила Ролония, заглядывая в его лицо.
«Все хорошо, я же сильнейший человек в мире», — пытался сказать Адлет и рассмеяться. Но рот не шевелился, он не смог выдавить улыбку.
Глава третья
Сомнения Адлета
Воспоминания о родине не покидали Адлета: лицо старушки, что угощала сладостями, старик, что ругал Адлета и Раину, глава деревни, что учил его делать сыр.
Они уже мертвы, он может и не надеяться, что увидит их снова.
Но Адлет не мог унять дрожь. Правда была в том, что он все еще хотел надеяться, но скрывал свои истинные чувства.
— Ад-кун, держись.
«Не беспокойся, я же сильнейший человек в мире», — пытался сказать он Ролонии, н слова так и не сорвались с губ.
— Что случилось, Адлет-сан? Ты знаешь кого-то из этих трупов-солдат? спросила Нашетания. Она казалась обеспокоенной. — Доззу, это точно невозможно? Нельзя помочь людям, ставшим такими?
Доззу, растерявшись, ответил:
— Я не знаю. Вряд ли такое возможно.
«Точно? — думал Адлет. Он не видел солдат-трупов лично, он ничего толком о них не знал. «Неужели им нельзя помочь? Неужели мы не найдем выход с силой Моры или Ролонии?»
— Если мы убьем Темного специалиста номер 9, солдаты умрут? он слышал уже этот вопрос, но должен был убедиться.
Доззу кивнул.
— Хотя все это печально, нья, но на это нет времени, — сказал Ханс. Пора сразиться. Мы убьем Темного специалиста как можно скорее и отправимся в Храм Судьбы.
— О чем ты говоришь, Ханс-сан?! сказала Ролония, поднимаясь на ноги. На-нам нужно подумать! Как спасти солдат-трупов?! Узнать правду о Черном Пустоцвете, конечно, важно, но ч-человеческие жизни тоже важны! Ролония запиналась и кричала.
— Ролония. Не кричи. Нас найдут Кьема, — холодно сказал Ханс, в комнате воцарилась тишина.
Через какое-то время Фреми все это надело, и она сказала:
— Видишь ли, Ролония, только ты так думаешь.
— А?
Адлет все понял. Ханс, Чамо, Доззу и Нашетания воспринимали этих солдат только как врагов. И хотя Мора и Голдоф отказались бы убивать тех, кто раньше были людьми, они все равно ничем не помогут.
Фреми могла и не понимать всей проблемы, но она явно не думала, что они должны спасать солдат, как предлагала Ролония.
— Н но они еще люди.
— Ролония-сан. Они уже не люди. Это лишь движущиеся трупы, — сказал Доззу.
— Но их сердца еще бьются
Ролония огляделась и поняла, что никто ее не поддерживает. Она посмотрела на Адлета, умоляя о помощи.
— Ад-кун, ты тоже думаешь Что ты думаешь обо всем этом?
Адлет не ответил. Давайте поможем солдатам. Он мог это сказать, но не позволил себе этого сделать.
Как и сказал Ханс, пора сразиться. Они должны узнать правду о Черном Пустоцвете, пока Тгуней не прибыл в Храм Судьбы. Они не могут терять время.
Герои Шести Цветов должны спасти мир. Он не мог выделять кого-то конкретного, даже если это были люди из его родной деревни. Это его личные чувства, а лидеры не позволяют чувствам влиять на решения.
Он не мог повторить ошибку Моры и Голдофа, они позволили чувствам взять верх и из-за этого подвергли опасности жизни товарищей. И хотя Адлет все решил, он сказал:
— Мне нужно еще об этом подумать.
Он встал и прошел дальше в комнату, чтобы побыть в стороне. По пути он встретился взглядом с Фреми, которая смотрела на него с тревогой.
— Фреми. Ты знала? Знала, что случилось с людьми из моей деревни?
— Когда меня прогнал Тгуней, там еще были живые люди. Их могли и убить, но я боялась, что ты потеряешь надежду, потому ничего не сказала.