Выбрать главу

Позднее князя Бориса Лыкова, назначенного в бояре, сменил в кравчих князь Иван Андреевич Хворостинин, видимо, лучше подходивший к яркому и неординарному окружению царя Дмитрия Ивановича. Этому предшествовал местнический спор в сентябре 1605 года Лыкова с другим Хворостининым, ярославским князем Юрием Дмитриевичем. Тогда снова всплыло имя князя Дмитрия Пожарского. Князь Хворостинин доказывал, что князья Лыковы «с нами, холопи твоими, везде бывали безсловны, в менших товарыщи». Одним из аргументов был суд князя Дмитрия Пожарского с князем Лыковым в 101 (1602/03) году. Находясь в родстве с Пожарскими через свою тетку княгиню Анастасию Ивановну Пожарскую, Хворостинин, видимо, интересовался этим делом. Сам факт спора был ему на руку. Однако в своей аргументации князь Юрий Дмитриевич повторял всё то, что было известно об этой ветви рода князей Пожарских, не щадя чувства князя Дмитрия Пожарского: «А князь Дмитреев, государь, прадед и отец нигде не бывали в ваших государьских чинех и в розрядех окроме городничества и городовых приказщиков, а вашею царьскою милостью с нами, холопи твоими, нигде не смешивалися»[370].

И всё же свой шанс на продолжение службы при дворе князь Дмитрий Михайлович получил. Он упоминался среди стольников при встрече отца царской невесты сандомирского воеводы Юрия Мнишка и в разряде свадьбы царя Дмитрия с Мариной Мнишек в начале мая 1606 года. И в том, и в другом случае у него было особое поручение — стольник князь Дмитрий Пожарский «за ествою сидел» (на свадьбе — у послов короля Речи Посполитой)[371]. Бывают такие причудливые повороты истории! Надо вспомнить, что одним из послов в 1606 году был не кто иной, как велижский староста Александр Госевский, который спустя несколько лет окажется во главе польско-литовского гарнизона в Москве. Именно он будет командовать теми, кто сожжет Москву 19 марта 1611 года, а стольник князь Дмитрий Пожарский получит тогда тяжелое ранение в бою в столице. Но до этого времени еще далеко, и пока Пожарскому было определено исполнять свою скромную роль в хорошо отрепетированном придворном спектакле.

Благодаря запискам поляков, приехавших на свадебный пир царя Дмитрия Ивановича и Марины Мнишек, можно больше узнать о том, чем были заняты стольники. Появление на пиру во время брачных торжеств «30 пар стольников», их одежду и порядок службы описал Станислав Немоевский. По его словам, стольники были одеты «в парчевых государевых армяках, с цепями, в чернолисьих шлыках». Сначала они «били челом» государю, а затем разобрали золотую и серебряную посуду из огромного буфета «в пол-залы» и вышли с нею в сени. Потом четверо из них вернулись, они «принесли по миске и стали друг около друга (без поклона пред государем и без снятия шапок), держа по службе своей кушанья». Сохранился даже перечень блюд, которыми угощали польско-литовских послов Николая Олесницкого и Александра Госевского: «лебяжье коленко с медом», «крыло печеного тетерева», «заячья головка», «вяленая лопатка ягненка», курица «с борщем», «тесто» и пироги, десерт и «конфекты»[372]. Однако все эти «вкусные» бытовые подробности мало что могут сказать биографам, ищущим мысли, взгляды, оценки или суждения. Мы увидим за описанием богатой золотой и серебряной посуды и перечнем «ествы», за которой «сидел» (то есть которую расставлял по столам) князь Пожарский, только вещный мир московских царей. Какие-то детали особого поведения стольников уловил другой польский участник свадебных торжеств, заметивший, что «прислуга у царского стола отправляет службу по-простому, без поклонов, и чашничие, которых здесь зовут стольниками, даже не снимали шапок, а только наклоняли голову»[373]. У Немоевского пир польских послов описан подробнее, от начала и до конца, когда стольники получили из собственных царских рук «пару соленых слив» — заветное угощение в знак высочайшего благорасположения. От него мы также узнаём, что все присутствующие стали свидетелями довольно неприятного инцидента, когда посол Александр Госевский пытался отказаться от того, чтобы самому подойти за чаркой с питьем к столу царя Дмитрия Ивановича. Только нешуточная угроза «выбросить посла в окно» в случае его отказа заставила Госевс-кого подчиниться. Но с тех пор московские бояре (и стольник князь Дмитрий Пожарский тоже) должны были запомнить, каков характер у будущего узурпатора власти Боярской думы в Москве. Возможно, что именно тогда у князя Пожарского и появилось свойственное ему впоследствии стойкое неприятие самозванцев, хотя у молодого стольника, служившего при дворе, видимо, не было оснований не доверять официальной версии о происхождении царя Дмитрия Ивановича.

Едва вернувшись к дворцовой службе, князь Дмитрий Михайлович должен был пережить новый исторический поворот. 17 мая 1606 года самозваный царь был свергнут, и на престол взошел новый царь — суздальский Рюрикович Василий Иванович Шуйский. Князю Дмитрию Пожарскому, наверное, опять пришлось доказывать свою лояльность, так как прежние службы его самого и княгини Марии Пожарской царю Борису Годунову еще не были забыты. При дворе начинались новые времена, но теперь надежда князей Пожарских была на близость к князьям Шуйским (особенно Скопиным-Шуйским). Родовое гнездо и некрополь последних тоже располагались в Суздале (некрополь в Рождественском соборе).

Первая известная служба князя Дмитрия Михайловича Пожарского при царе Василии Шуйском относится ко времени боев под Москвой в конце 1606 года с повстанческим войском Ивана Болотникова. Впервые в разрядных книгах упоминалось назначение стольника князя Дмитрия Пожарского в полки, а не на придворную службу. Царь Василий Шуйский поставил «за Москвою рекою против воров» полки бояр и воевод князя Михаила Васильевича Скопина-Шуйского, князя Андрея Васильевича Голицына и князя Бориса Петровича Татева. Доверие царя, оказанное его молодому родственнику, еще недавно мечнику Лжедмитрия I князю Михаилу Скопи-ну-Шуйскому, было неслучайным. Молодой полководец, чье имя прославится в эпоху Смуты, впервые проявил свой талант. По сообщению разрядных книг, «с ворами бои были ежеденные под Даниловским и за Яузою». Одним из тех, кто командовал дворянскими сотнями и назван в списке «голов» в полку князя Михаила Скопина-Шуйского, был князь Дмитрий Пожарский[374]. В итоге царю Василию Шуйскому, как известно, удалось отогнать войско Ивана Болотникова от Москвы, а затем преследовать и разбить его под Калугой и Тулой.

Помета «под Калугою» проставлена рядом с именами большинства стольников в боярском списке 1606/07 года. Однако это не относится к князю Дмитрию Михайловичу Пожарскому. Существуют большие сомнения, остался ли он в тот момент служить в чине стольника или был переведен в другой чин. Боярский список 115 (1606/07) года сохранился не полностью. Имя князя Дмитрия Пожарского обнаружилось в той его части, которая долгое время считалась утраченной и была неизвестна исследователям. Упоминание о нем попало в продолжение перечня московских дворян[375]. Перевод из стольников в московские дворяне был обычным делом, он не мог считаться понижением статуса — если только речь не шла о представителях знатных родов, которые попадали в бояре и окольничие напрямую, минуя чин московского дворянина. Имя же князя Дмитрия Пожарского в перечне чинов двора оказалось записано рядом с именами московских дворян, служивших до этого чина в стрелецких головах, стряпчих и выборными дворянами в уездах.

Много лучше при дворе царя Василия Шуйского складывалась карьера зятя князя Дмитрия Михайловича, мужа его старшей сестры Дарьи стольника князя Никиты Андреевича Хованского. Он был дружкой «з государынины стороны» на царской свадьбе в январе 1608 года (избранницей царя Василия Шуйского стала княгиня Мария Петровна Буйносова-Ростовская). Сестре Пожарского княгине Дарье Хованской в «чине бракосочетания» тоже отведена почетная роль, она упомянута как одна из «больших свах» новой царицы (вместе с Александрой, женой князя Михаила Васильевича Скопина-Шуйского)[376]. Всё это обещало большую карьеру князю Никите Хованскому при дворе царя Василия Ивановича, однако случилось по-другому. В самом начале лета 1608 года Пожарскому пришлось исполнить печальную обязанность погребения зятя, принявшего перед смертью схиму с именем Нифонт. 4 июня 1608 года князь Дмитрий Михайлович дал вкладом в монастырь деревню Елисеево и половину деревни Черепово в Мугрееве. С этого момента в родовой усыпальнице князей Пожарских в Суздальском Спасоевфимиевом монастыре появилась еще и могила князей Хованских[377]. И даже не одна. Среди надгробных плит из этой усыпальницы, найденных в конце 1980-х годов, имелась и плита с надгробия умершего в младенчестве в том же 1608 году сына князя Никиты Хованского Петра.

вернуться

370

Дальше в местническом деле содержалась дополнительная аргументация о службе князей Пожарских, в том числе деда князя Дмитрия Пожарского — князя Федора Ивановича в Свияжске в 64 (1555/56) году. Князь Юрий Дмитриевич Хворостинин был хорошо осведомлен, он верно указал, что князь Федор Иванович Пожарский был на этой службе «менши князя Ромодановского», служившего по разрядам воеводой в Свияжске (об этом, как говорилось, не знал даже его внук князь Дмитрий Пожарский, в своем споре с князем Лыковым упоминавший имена других свияжских воевод). См.: Белокуров С А. Разрядные записи за Смутное время… с. 31, 33; Эскин Ю.М. Местничество в России XVI—XVII вв. с. 131.

вернуться

371

Белокуров С.А. Разрядные записи за Смутное время… с. 77, 81.

вернуться

372

Записки Станислава Немоевского. 1606—1608 // Титов Л.А. Рукописи славянские и русские, принадлежащие И.А. Вахрамееву. М., 1907. Вып. 6. с. 62, 69.

вернуться

373

Не исключено, впрочем, что это замечено о кравчих и чашничих. См.: Дневник Марины Мнишек. СПб., 1995. с. 41, 42. См. также: Эскин Ю.М. Опыт жизнеописания… с. 131.

вернуться

374

Разрядная книга 1550-1636 гг. М., 1976. т. 2. Вып. 1. с. 237.

вернуться

375

На это обстоятельство впервые обратил внимание Ю.М. Эскин. См.: Народное движение в России в эпоху Смуты начала XVII века. с. 140; Станиславский Л.Л. Труды по истории Государева двора… с. 302; Эскин Ю.М. Опыт жизнеописания… с. 133.

вернуться

376

Белокуров С.А. Разрядные записи за Смутное время… с. 269—270.

вернуться

377

Акты Суздальского Спасоевфимьева монастыря… № 268. с. 510— 511; Беляев Л.А. Усыпальница князей Хованских и Пожарских в Суздальском Спасоевфимиевом монастыре: новый этап историко-археологических исследований // Исторические записки. М., 2010. т. 13 (131). с. 308-323.