-Эй, Годзилла! Как челюсть твоя? - крикнул Толик и окинул его насмешливым взглядом. Взбешенный Годзилла поднял с земли окурок и швырну в Толика. Толик ловко увернулся и окурок попал в весок Дыни.
Глава 12.
Не прошло и часа - в дверь громко постучал Хака. За дверь с ним стояли скромняга Фарик и разукрашенный Дыней Годзилла. - Че идешь? Пошли, - коротко и четко спросил Хака. - Куда? - К Шайтану. Говорили же Була в армию уходит. - Так там же по желанию. Нет желания идти. - Как нет? Ты че не уважаешь старшаков? По-любому надо идти. Все там будут, - удивился Хака. За окном стемнело. Последние сентябрьские дни были теплыми. Во дворе было так тихо, что можно слышать шепот парочек на скамейках. Хака и Санат шли позади, немного отстав от Фарика и бедолаги Годзиллы. - Санчо, завязывай при всех так говорить, - тихо начал Хака. - Как говорить? Что я сказал? - Что нет желания а и все такое. Потом за это старшие спросить могут. На мозги капать будут, - напутствовал Хака, - На крайняк что-нибудь другое лучше придумай типа «не могу», «ехать надо». - Что-то об этом я не подумал, - сказал Санат, и при этом у него немного исказилось лицо от мысли, что он вынужден демонстрировать лживое уважение даже к тем, кого презирает. Услышав звонки женский смех, Санат немного обрадовался. Все комнаты квартиры были накурены, по углам лежали пустые бутылки: в одной комнате пели под гитару, в другой громко орал магнитофон, в третьей Маньяк пытался подключить свой видеопроигрыватель к телевизору. Парни, сидевшие на кровати, рассматривали обложки видеокассет и спорили, что смотреть. Санат и Хака прошли в зал. За большим круглым столом сидело человек пятнадцать. То, что было на столе ясно говорило о том , что люди пришли веселиться а никак не утолять голод или оценивать кулинарные способности хозяина. Стол был придвинут к большому дивану - по середине сидел Була положив руки на плечи девушек, сидевших по обе стороны. Лопоухий парень в спортивном трико, сидевший на стуле, что - то увлеченно рассказывал с таким видом, будто сейчас все взорвутся от смеха. В правой руке он держал рюмку, а левая рука, растопырив пальцы, застыла в воздухе. И наконец, когда он выдавил из себя шутку про гениталии полностью, левой рукой он захлопал по колену, при этом издавая смех похожий на визг диких обезьян. Русоволосая девушка, сидевшая справа от Булы, засмеялась искренним громким смехом. Смехом, которым не смеются девушки домашние. Она сообщила присутствующим, что склоняет голову перед чувством юмора лопоухого, словами, которые часто используют люди рабочих профессий. Санату и Хаке налили по стопке водки, и каждый пожелал Буле доброй службы. Перед тем как опрокинуть стопку, Санат случайно встретился взглядами с девушкой, сидевшей по левое плечо Булы. Это была светлокожая длинноволосая брюнетка. Длинные черные волосы были аккуратно собраны в хвостик. Большие карие глаза и в меру пухлые губы делали ее похожей на индианку. Когда спирт обжог горло, и он закрыл глаза, на мгновение в сознании застыл ее образ. Прекрасный лебедь, которому не место в этом унылом болоте. Непрерывный гул, густой дым от сигарет, тусклый желтый свет от слабой лампочки действовали гнетуще. Опрокидывая стопку за стопкой Санат пьянел, и уходил в тяжелые думки. Сознание было все еще под контролем, но тело становилось вялым и медлительным. Решив глотнуть воздуха, он встал и пошел на балкон. Хохот и странные хлопки из соседней комнаты привлекли его внимание, и он решил заглянуть туда. На полу на корточках сидел маньяк, надо ним стоял огромный Лось, и демонстративно замахиваясь, бил его по уху колодой игральных карт. Побоявшись, что и его привлекут к этой веселой игре, Санат быстро покинул комнату. Он стоял, немного шатаясь, и вдыхал ночную прохладу. В душе царила полная гармония и покой. За спиной скрипнула дверь - балкон вышли две девушки сидевшие около Булы. Они не обратили никакого внимания на Саната и начали о чем-то шептаться. Спустя немного времени, одна из них зашла обратно, пожаловавшись на холод. И вот этот прекрасный задумчивый лебедь стоит так близко и смотрит в темноту мудрыми глазами. «Почему она осталась? Стало быть хочет познакомиться. Надо значит заговорить», - подумал Санат, но боялся, что начнет жевать язык и молоть какую-нибудь чушь. «Такой шанс не каждый день выпадает. Сейчас не заговорю, потом жалеть буду. Наверное, думает я тормоз. Ну, давай, тормоз! Просто скажи - Привет! Нет, не пойдет, при чем тут - привет? С чего бы начать?», - начал он сам себя терзать и уговаривать. - Как ты? - внезапно обратилась она сама, - Сигаретой не угостишь? -Я. Я.. Сейчас принесу, - быстро выговорил Санат и кинулся к товарищам. Но зря Санат так старался, когда он вернулся, она уже была не одна - ее нежно обнимал Шайтан. Засунув сигареты в карман, он пошел в ту шумную комнату, где веселился Лось. - О, Санчо, сходи с Хакой и Годзиллой за водярой, - громко просил Лось, показывая пустую бутылку. На лестничной площадке было еще больше накурено, чем в квартире. Пять-шесть человек сидели на кортах и с восторгом слушали историю хриплого рассказчика. Санат на мгновение прислушался и уловил лишь то, что речь шла о легендарном воре по прозванию Япончик. Ночь стояла тихая и упоительная - как раз для прогулок с любой. Еле слышный глухой шум доносился с верхних этажей. Санат вспомнил подругу Шайтана. Вдруг почувствовал, что идет не ровно, будто одна нога короче другой. Посмотрев на ноги, он увидел, что на одной ноге ботинок, на другой домашний тапок. Немного посмеявшись над ситуацией, Хака велел ему возвращаться. Побоявшись, что девушка растеребит ему сердце, он не стал заходить в дом и присел на корты в подъезде послушать охрипшего расказчика. Саня Кость рассказывал о тюремной жизни. В свои двадцать лет он имел две судимости и выглядел на все сорок. Вся дворовая шпана знала и уважала его, даже ребята с враждующих районов встречали его с почетом. Рассказывал он о продажности милиции, о былых ворах и о перспективе для молодых. О том, как красиво решать вопросы и воротить дела. “Пропащий человек, чему он учит... Всего лишь безбилетный пассажир в этой жизни”, - думал Санат. Повествование прервал шум на лестничной площадке. Тяжело дыша, спотыкаясь о ступеньки, поднимался Хака. У него была рассечена бровь, а по щеке размазана кровь. Следом поднимался Годзилла. Давеча Дыня смачным ударом подбил ему левый глаз, теперь и под левым сиял бланш. “Суки покровский!” - выругался он выплевывая выбитый зуб. Это был не его день...