На ладонях у кинооператора появились волдыри, руки и ноги немилосердно болели, но он не роптал и не жаловался. К концу недели он мог пройти на лыжах без передышки два десятка километров. Косицин, присматривавшийся к нему, остался доволен.
- Теперь, - сказал он, пряча в усах улыбку, - можно и в поход. Кстати, у вас будет возможность сделать отличный кадр. Приказано вывести из строя железную дорогу, снабжающую фашистов под Ленинградом.
…Трое суток отряд на марше. Метет поземка, мороз. Голой рукой к автомату и не прикоснешься: кожа так и прилипает. Но мороз лыжникам не страшен. У каждого - теплое белье, шарф из верблюжьей шерсти, меховая диагоналевая куртка. Поверх всего - белый маскировочный костюм - куртка с капюшоном и брюки. Лыжная шапочка с длинным козырьком и наушниками придает партизанам вид гонщиков, вышедших на старт соревнований.
Цепочкой, след в след, движутся лыжники. На снегу - две узенькие, аккуратные полоски. Посторонний и не догадается, что здесь прошел целый отряд - два десятка человек.
В сутки преодолевали километров по пятьдесят. Для спортсмена это не так уж много, но если за спиной тяжелый рюкзак, а на шее автомат, то каждый километр покажется за два. Ночью шли, днем отдыхали. Разгребали снег, из веток сооружали шалаши, для маскировки припорашивали их снегом. В сторонке, в "рубке" из снега, располагался радист Михаил Васьковский, между двумя соснами натягивал антенну и надевал наушники.
Его то и дело теребили: что там Совинформбюро передает?
Над потертой у сгибов картой Дмитрий Косицин. Имя этого человека в мирные дни знали многие ленинградцы. Столпившись вдоль трассы велокросса, зрители всегда с нетерпением ждали, когда появится Дмитрий Косицин. На своем стальном коне он лихо преодолевал канавы, мог проехать по узкой перекладине, перекинутой через ручей, промчаться по косогору - там, где другие благоразумно сходят на землю и ведут машину за руль.
Рядом с командиром бывалые лыжники - спокойный, невозмутимый Владимир Шапошников и Борис Берман, бывший заведующий кафедрой лыжного спорта. Написанные им учебники помогли многим спортсменам познать все тонкости лыжной науки.
В шалашах весело потрескивают костры. Партизаны сушат ботинки. На ногах у них теплые войлочные чуни. Жаль только, что не всегда можно развести костер: повсюду рыскают каратели, а в небе нет-нет, да и прожужжит "рама".
Над костром на рогульках покачиваются закоптелые котелки, кипит снеговая вода. В нее бросают плитки пшенного концентрата.
Помешивая ложкой варево, бородатый партизан говорит:
- В меру посолено, в меру сварено, в меру остужено. Вот и нормально!
С прибаутками ставит котелок в снег. Партизаны обступают его, усаживаются поудобнее на хвойные ветки. Потом короткий настороженный сон. А в сумерках снова в путь.
Разведчики донесли: Варшавская железная дорога усиленно охраняется; в сторону фронта один за другим идут составы с войсками, танками, орудиями.
Косицин решает произвести взрыв у разъезда Дивенское. Там немцы менее всего ожидают появления партизан и не так бдительны.
К железной дороге подошли ночью, залегли в снег на опушке леса. Укрылись плащ-палаткой, тесно прижались друг к другу.
Сквозь ветки кустарника, запорошенного снегом, видно, как по насыпи прошагали две длинные фигуры, закутанные в башлыки.
Но вот они скрылись за поворотом, и партизаны, низко пригибаясь, подтащили к насыпи взрывчатку, быстро выкопали ножами ямки, заложили под рельсы пакеты.
На востоке медленно разгорается желтая полоска зари. Вдали послышался шум приближающегося поезда.
- Скорее, - торопит Косицин кинооператора, - сейчас начнется.
- Снимать нельзя, - говорит Голод, - света недостаточно.
Косицин отставляет взрывную машинку, с досадой говорит:
- И что за кинооператора к нам прислали! Света ему, видите ли, мало!
Поезд, громыхая колесами, скрылся за поворотом.
Снова томительные часы ожидания. Незаметно наступил серый зимний день. Часов в одиннадцать вдали раздался паровозный гудок. Подхватив аппарат, оператор побежал к насыпи, засуетился, отыскивая удобную для съемки точку.
Приближается поезд. Гремят на стыках колеса. Партизаны взяли автоматы на изготовку.
Через видоискатель оператор видит, как в кадр входит паровоз, затем два классных вагона. Возле окон офицеры. Они смеются и показывают пальцами на оператора: приняли за своего. Некоторые даже поправляют волосы, прихорашиваются. Им приятно попасть в кинохронику, которую вскоре увидит весь рейх. Диктор, вероятно, сообщит: "Герои вермахта на пути к Ленинграду".
В то мгновение, когда в видоискателе появилась платформа с ящиками и орудиями, грохнул взрыв. Из-под колес взметнулся огненный столб. Состав вздыбился, вагоны громоздятся друг на друга. Скрежет металла, треск пламени, вопли раненых смешались с залпами автоматов. Но оператор ничего этого не видит и не слышит. Стоя во весь рост, он снимает. Аппарат стынет на морозе. Подбегают двое партизан, дыханием отогревают его.
- Ты уж, братец, крути, - торопят они, - а то пропустишь самое интересное.
И оператор продолжает снимать - то ляжет, то прижмет аппарат к груди, стараясь, чтобы в кадр вошло все - и опрокинутый паровоз, и обломки вагонов, и скрученные рельсы. Чтобы лучше запечатлеть место взрыва, он хотел даже обойти его с другой стороны, но не успел. В небо взвилась ракета - сигнал к отходу.
Луговцев взвалил на плечи киноаппарат, вещевой мешок Голода, оружие и зашагал к опушке леса.
Кинокадры, снятые партизанским оператором, видели многие ленинградцы. Их смотрели в короткие часы отдыха и бойцы, сражавшиеся на подступах к городу. А в мирные дни их не раз видели по центральному телевидению и многие из нас, когда демонстрировался хроникальный фильм о боевых буднях партизанского отряда спортсменов-лесгафтовцев. Отличные кадры!
ЗАСАДА
Быстро уходит отряд. Надо спешить, разведчики донесли: озлобленные каратели рыщут по лесам. Партизаны усилили дозоры, двигаются с величайшей осторожностью. В сумерках вышли на лесную дорогу. Она ведет в деревню Чащу.
Вдруг дозорный замер, поднял руку: "Внимание!" - и в следующую секунду - "Опасность! Очистить путь!".
Партизан будто ветром сдуло. Залегли в кустах, закопались в снег. Только автоматы торчат.
Явственно послышался скрип полозьев, фырканье лошадей. По лесной дороге движется обоз. В санях солдаты. Александр Калнен резко нажимает на гашетку. Длинная очередь раскатилась по лесу. Передняя лошадь заржала, взвилась на дыбы и рухнула на дорогу, загородив путь обозу. Со всех сторон застрочили партизанские автоматы.
Еще минута - и все кончено. Партизаны обыскивают трупы, собирают оружие. Из документов убитых Косицин узнал, что карательный отряд был послан из соседней деревни, где комендантом оберлейтенант Лоренс. Подошел Ермолаев, лихо козырнул:
- Товарищ командир, уцелела одна-единственная лошадь. Куда ее?
- Отпустить.
- Как так отпустить?
- Пошлем ее в деревню. Пусть доставит оберлейтенанту Лоренсу нашу весточку.
Кто-то расстелил на снегу плащ-палатку, кто-то осторожно, прикрыв шапкой, засветил фонарик, кто-то приготовил планшетку и лист бумаги.
- Пиши, - приказал одному из партизан Шапошников и начал диктовать: - Гер оберлейтенант Лоренс, душа из тебя вон!..
- Да будет тебе известно, - подхватил Евстафьев, - что партизаны били, бьют и будут бить фашистских карателей…
- Не видать тебе, фашистский вояка, русской земли как своих ушей, - продолжил Васьковский, - твои дружки уже отвоевались и коченеют на морозе. Теперь твоя очередь, гад ползучий. Жди встречи!
Кинооператор суетится вокруг партизан, нацеливаясь аппаратом.
- Какой замечательный кадр пропадает, - с сожалением восклицал он. - Лучше репинской картины "Запорожцы пишут письмо турецкому султану!" Эх, темно… Снимать нельзя!