А начальник русской вспомогательной полиции Борис Стоянов спешно заметал следы преступлений. Прежде чем скрыться из города, он приказал расстрелять всех арестованных, находившихся в подвальных камерах городской полиции. Не пощадил он и престарелую женщину — мать Константина Афонова.
Уже под утро, когда посветлела восточная часть небосклона, Стоянов и Петров подпалили здание городской полиции и укатили из Таганрога на служебном мотоцикле вслед за капитаном Брандтом.
* * *Сквозь мутную пелену дыма, гари и копоти с трудом просматривалось поднявшееся над горизонтом солнце. Стихли артиллерийские залпы. Только автоматные очереди рассыпались еще кое-где на пустынных улицах Таганрога.
Было восемь часов утра, когда первые бойцы Советской Армии и партизаны отряда «Отважный-2» появились в городе. Короткими перебежками пробирались они от дома к дому, отыскивая последних гитлеровцев, которые не успели еще удрать.
Вскоре солнечные лучи пробились через поредевшую дымовую завесу и ярким светом озарили дома. И словно сговорившись, вместе с лучами солнца хлынули на улицы Таганрога колонны советских войск. С грохотом и скрежетом катились танки, облепленные загорелыми, пропыленными бойцами; ехали большие грузовики, переполненные пехотой; двигалась артиллерия.
Восторженными возгласами встречали таганрожцы своих освободителей. Со слезами радости на глазах смотрели они на красные пятиконечные звездочки, на родные, знакомые лица советских солдат и офицеров. Люди останавливали машины, обнимали бойцов, засыпали их букетами цветов.
Выбрались из погребов и подвалов и уцелевшие подпольщики. В живых остались немногие. Изнуренные, исхудавшие, они помогали советским бойцам вылавливать спрятавшихся гитлеровцев и предателей Родины.
А в полдень на площади возле памятника Петру Первому состоялся митинг. С кузова грузовика, увешанного красными полотнищами, к жителям Таганрога обратился секретарь Ростовского обкома партии Ягупьев. Он поздравил таганрожцев с освобождением, рассказал о разгроме немецкой армии под Орлом и Курском, о стремительном наступлении советских войск на Центральном фронте.
Над притихшей многотысячной толпой громко звучали его слова:
— Наша армия располагает теперь мощной боевой техникой, которая создана руками советских тружеников. В тяжелейших условиях военного времени мы перестроили промышленность, поставили ее на новые рельсы и обеспечили бесперебойное снабжение фронта всем необходимым.
За два года войны наши бойцы и командиры обрели достаточный опыт и теперь сами громят хваленую армию Гитлера. Недалеко то время, когда фашистские полчища будут навсегда изгнаны за пределы советской земли. Но наша задача не только изгнать, но и уничтожить их. Товарищи! На плечи советского народа легла великая освободительная миссия. До сих пор стонут еще под фашистским ярмом наши братья и сестры, увезенные в Германию. Они изнывают от непосильного рабского труда, умирают от голода и невыносимых условий. Освободить их из фашистской неволи — наша святая обязанность. Нашей помощи ждут и порабощенные народы Европы. И мы должны избавить их от фашистского ига. Но чтобы добиться окончательной и скорейшей победы, надо еще многое сделать. Надо быстро восстановить разрушенные заводы и фабрики, надо скорейшим образом наладить выпуск военной продукции. Советский народ живет сейчас под лозунгом: «Все для фронта! Все для победы!»
Когда Ягупьев кончил и сошел с грузовика, к нему протиснулся невысокий плотный человек в рабочей спецовке.
— Скажите, товарищ секретарь, а вы не знали Николая Морозова — секретаря комсомольского? — спросил он.
— Конечно, знал. А почему вы о нем спрашиваете? — Ягупьев пристально посмотрел на незнакомца.
— Я его брат. Виктор.
— Родной ты мой, — дрогнувшим голосом проговорил Ягупьев и обнял Виктора. — Как же вы Николая не уберегли?
— Так уж случилось. Не рассчитали малость. Думали, вы еще в феврале в Таганрог вернетесь.
— Скажите, а мать ваша жива?
— Жива... Не тронули ее... Да и я, как видите, уцелел.
— Запишите мне ваш адрес. — Ягупьев протянул Виктору записную книжку. — Зайду ее проведать. Хочу вместе с вами разделить горе.
— Горе, оно у многих, правда, не у всех поровну. Вон у Турубаровых двух дочерей и сына немцы убили. — Виктор кивнул на стоявшего неподалеку седого старика, на руках которого был мальчик лет шести. — У него всех детей война унесла А сын его, Петр, первым помощником был у Николая.
Ягупьев молча шагнул к Турубарову и пожал ему руку. По щекам старого рыбака катились слезы.