— Что же это такое? — Рая перевела испуганный взгляд больших глаз с Петра на Николая, потом на Костикова. — Лева! Они ведь их всех убьют? Правда, убьют?
— Конечно, убьют! — глухо проговорил Николай. — И наша задача помочь несчастным по мере сил.
— Но чем же мы можем помочь? — Костиков встал со стула, прошелся по комнате.
— Ой, ребята, а может быть, их на самом деле просто переселить хотят? — глядя на всех, с надеждой спросила Рая.
— Раиса! Неужели ты не читала наших газет? Их обязательно расстреляют. Так было в Минске и во Львове. Так будет и здесь.
— Не понимаю, — беспомощно сказала девушка. — Я не могу этого понять.
— Нужно понять. Это фашизм! — глухо сказал Николай. — И нужно помочь людям.
В комнату без стука вошел Женя Шаров. Это был невысокий, но сильный и плотный паренек с подвижным и энергичным лицом и решительным взглядом живых, острых глаз.
— А я у одного румына вот чего выменял за махорку, — он, не здороваясь, протянул на ладони маленький браунинг.
— Что же ты делать с ним будешь? — спросил Морозов.
— Немчуру стрелять.
— Подожди стрелять. На вот, прочти. — Николай протянул Жене листок.
Шаров стал читать, остальные молчали.
— Да-а, — прочитав, протянул Женя. — Ну и сволочи! Что же мы можем сделать? Поднять панику на площади? Стрелять там в немцев?
— Не болтай глупостей, горячая голова! — сказал Николай. — Необходимо попытаться убедить хотя бы знакомых нам евреев не ходить на это сборище.
— Сколько же мы до завтра успеем? — спросил Петр.
— Сколько успеем... Но мы обязаны это сделать.
В разговор вмешался Костиков.
— Николай Григорьевич, пусть это будет наше первое дело. Мы давно уже думаем — чего мы сидим? Когда мы будем действовать?
— Да, Николай, — обратился к Морозову Петр. — Тут у нас уже кое-кто подобрался из ребят. Спиридон Щетинин, Иван Веретеинов, Миша Чередниченко, Александр Романенко, Олег Кравченко да нас шестеро...
— Всех знаю, кроме Ивана Веретеинова. Будьте осторожнее, ребята. Один шаг — и наткнемся на провокатора.
— Да это все наши комсомольцы, народ проверенный, — с пылом вступился Костиков. — А за Ваню Веретеинова Валентина и Петр поручиться могут.
— Горько мне вам говорить об этом, — сказал Николай, — но времена сейчас переменились. Некоторые люди оказались не такими, какими мы их представляли. Мы уже знаем, что кое-кто из комсомольцев поспешил пройти регистрацию у немцев, а отдельные девушки познакомились с немецкими офицерами и разгуливают с ними по городу...
— Сволочи! Предатели! — сказал Лева Костиков, и черные глаза его непримиримо сверкнули. — С такими мы еще посчитаемся!
— Дать им всем по шее! — любовно подкидывая на ладони браунинг, заключил Женька Шаров. Несмотря на серьезность обстановки, глаза его озорно сияли, и он никак не мог погасить их веселого блеска.
И только Петр Турубаров сидел, отвернувшись от товарищей, ссутулив тяжелые плечи, опустив голову.
— Что с тобой, Петро? Заболел? — участливо спросил его Морозов.
— Нет, — отрывисто ответил Петр. — Пройдет.
— Это с ним теперь бывает, — сказала Рая и погладила брата по плечу. Потом, дождавшись, когда ребята о чем-то заговорили, она подошла к Морозову и тихо, чтобы не услышали другие, объяснила: — Девушка его, Лариска, с немцами встречается. А Петро с ума сходит, переживает...
— Понятно, — кивнул Морозов и с сочувствием взглянул на Петра. — Здесь ему ничем помочь нельзя — сам с собой должен справиться...
— Так что же, Николай Григорьевич? — спросил его Костиков. — Что нам делать? Давайте задание.
— Ладно, ребята. Соберемся все вместе семнадцатого, как раньше договорились. Торопиться нам нельзя. Приведете с собой остальных ребят. Тогда все окончательно решим, как нам жить дальше. А сегодня за дело! Пусть каждый обойдет знакомые ему еврейские семьи, предупредит людей, чтобы уходили из города. И попросит, чтобы те знакомым своим передали. Рае и Вале это всего удобнее.
— Мы сейчас же пойдем, — взволнованно сказала Рая. — Вот только Валька с базара вернется.
— Моя знакомая семья живет на улице Ленина, а другая в Перекопском переулке, там у них детей видимо-невидимо, а дед бухгалтером на заводе работает, симпатичный старик, — сказал Лева Костиков. — Я их уговорю.
— А у нас в доме зубной врач живет, — сказал Женька Шаров. — Зубы всем дергает. Я с его сыном в одном классе учился. Он живо на своего папашу воздействует.