— Я не Жорик. Я Толя, — сказал мальчик приветливо. — А я, дядя, вас знаю. Мы с мамой к вам приходили за рыбкой.
Кузьма Иванович быстро огляделся. Никто не обращал на них внимания.
— А я тебе сейчас еще рыбки дам, — сказал он мальчику, взял его за руку и быстро протиснулся в толпу.
Оглянувшись, он увидел благодарный взгляд женщины. Она уходила в колонне...
— А куда мама пошла? — заглядывая Кузьме Ивановичу в глаза, спросил Толя.
— Она скоро придет, — ласково проговорил старый рыбак, отводя глаза в сторону.
Рая взволнованно шла вслед за ними.
— Папа, вы сумасшедший, идите скорее! — торопила она отца.
Старик Турубаров медленно, с достоинством шел прочь от страшного места и вел за теплую, замурзанную руку спасенного им ребенка.
— А куда мы идем? — доверчиво спрашивал его Толя.
— Домой, детка, домой, — бормотал Кузьма Иванович.
Толя стал полноправным членом семьи Турубаровых.
— А когда придет моя мама? — часто спрашивал он у взрослых.
— Потерпи, Толик. Скоро придет, — отвечал кто-нибудь с грустью.
Не могли же они рассказать ребенку, что его мать вместе с другими евреями Таганрога была расстреляна в то солнечное прохладное утро за колючей проволокой аэродрома. Там в небольшом овраге, названном Петрушиной балкой, на самом краю аэродрома под аккомпанемент ревущих моторов ежедневно трещали автоматные очереди. Этот овраг таганрожцы прозвали Балкой Смерти.
IV
В кабинете ортскоменданта майора Альберти собралось несколько человек. На старомодных диванах, вывезенных из городского театра и расставленных вдоль стен бывшего школьного класса, сидели: Юрий и Алексей Кирсановы, бургомистр города Ходаевский, начальник политического отдела полиции Александр Петров и заместитель ортскоменданта капитан Эрлих.
— Господа! — раздался резкий и властный голос Альберти. — Я собраль вас здесь, чтобы сообщить, что операция по изъятию нетрудоспособного населения проводится очень плёхо. Кроме того, начальник гестапо оберштурмбаннфюрер СС господин Шульце сказаль мне, что в городе узнали о расстреле этих калек и нездоровых женщин. А наш уважаемый редактор газеты до сего дня не наладил типографии. Так мы не можем опровергать вредный слух...
— Господин ортскомендант, — перебил майора Алексей Кирсанов. — У нас все готово. Через два дня вы сможете получить первый номер газеты.
— О! Гут, гут! Не забывайте указать, что слух о расстреле есть вражеский вылазка. Всем, кто будет распространять подобные слова, будет расстрел... Далее... В вашем городе есть женщины больны... как это у вас называется нехороший болезнь?..
— Венерические, — вставил Юрий Кирсанов.
— Я, я! Некоторых наших храбрых солдат — ваших освободителей надо лечить. Мы не можем допустить такой положений. Потому начальник гарнизона генераль Шведлер приказал открыть женский дом. Ну... назовем его женский ресторан. Господин бургомистр должны организовать отбор девушек. Пусть будет пока шестьдесят женщин. Объявите набор на хороший условий. — Майор Альберти вытащил из кармана расческу и причесал и без того прилизанные волосы. — Для этого можно использовать вашу гостиницу... прямо над рестораном.
Ходаевский что-то быстро записывал в небольшой блокнот.
— А теперь главное... — лицо ортскоменданта помрачнело. — За короткий время коммунистами, бандитами в городе убито пять германских солдат и один офицер. Это значит плёхо... вернее, как очень плёхо работают полиция и господин Кирсанов.
Кирсанов встал. По тому, как он часто моргал своими маленькими глазками, было видно, что он обеспокоен.
— И ви, господин Петров. Ви плёхо помогаете свой шеф. Ви есть начальник политический отдел полиции. Ви должны знать, кто мог это сделать.
Петров вытянулся в струнку рядом с Кирсановым.
— Надо бистро закончить регистрацию населения, — недовольно продолжал майор Альберти. — Ви должны знать каждого жителя. Немецкое командование доверило вам много власти, и немецкое командование требует вашу работу. Завтра мы расстреляем десять заложник за погибших солдат великой Германии. — Альберти сел и жестом предложил сесть Кирсанову и Петрову. — Я хочу, чтобы ви тоже сообщили в газете, — повернулся он к Алексею Кирсанову. — Пусть жители знают. Так будет всегда. За каждый убитый солдат хотим расстреливать десять заложник. Это очень серьезный предупреждений...
Майор Альберти умолк, заглянул в небольшой лист бумаги, лежавший на письменном столе, потом поднял голову и, причмокнув, сказал:
— Хорошо! Можно уходить. Остаются только начальник полиции и господин Петров.