Когда Ходаевский, Алексей Кирсанов и капитан Эрлих скрылись за дверью, Альберти, насупив белесые брови, взглянул на Юрия Кирсанова.
Начальник полиции снова обеспокоенно заморгал. Он знал эту свою привычку, но в минуты волнения не мог справиться с нею.
— Скажите, господин Кирсанов! Отчет на золото ви составил правильно?
Нижняя полная губа Юрия отвисла. В голове промелькнула догадка: «Знает или просто так спрашивает? Нет, Стоянов не мог увидеть. А если видел?» От одной этой мысли озноб пробежал по коже. Ведь все драгоценности: золотые часы, кольца, браслеты, серьги, брошки, отобранные у евреев перед расстрелом, прошли через руки Кирсанова. Он не мог равнодушно взирать на блеск драгоценных камней, на матовую желтизну благородного металла. Вот уже двадцать лет упрекал Юрий старшего брата за то, что тот, спасая шкуру, бросил в порту чемодан с фамильными драгоценностями. Это золото снилось Юрию по ночам, часами фантазировал он, как зажил бы за границей, успей вовремя сесть с чемоданом на отплывающий пароход.
В тот осенний день, когда уводили на расстрел евреев, Юрий составил опись награбленного. Нет, он не мог отдать немцам все. И он прикарманил два золотых портсигара, десяток колец и около сотни золотых монет царской чеканки. По сравнению с тем, что досталось немцам, это были крохи. Составлять опись награбленных вещей Юрию помогал начальник районной полиции Борис Стоянов. Юрий тогда был очень осторожен. Он лихорадочно старался припомнить сейчас весь тот день. Когда наблюдавший за их работой капитан Эрлих всего на пару минут вышел из комнаты, Юрий ловко рассовал по карманам еще не занесенные в список предметы. В то время Стоянов был занят бумагами за другим столом. Но вдруг он видел?
Эта картина быстро промелькнула в воспаленном мозгу Кирсанова. Однако он как можно спокойнее, с достоинством ответил:
— Там все правильно, господин комендант, — и обиженно добавил: — Неужели русский дворянин не заслуживает доверия?
— Нет, нет, господин Кирсанов. Наверно, я ошибся. Мне очень нравился один портсигар. Я смотрел его там, на площади. А теперь я видел другие. Может быть, я ошибся... Вы, господин Петров, тоже помогали начальнику составлять опись?
— Никак нет-с. Это не я. Там был господин Стоянов. Тот, немного хромой, — четко ответил Петров.
— О да! Теперь я вспоминаль. Там бил тот, хромой. Гут. Можно уходить.
* * *Выйдя от коменданта на улицу, Петров распрощался с Кирсановым, пообещав через час вернуться в городскую полицию. Быстрым шагом направился он в районное отделение полиции, начальником которого был Стоянов.
Шел крупный, мокрый снег, порывистый ветер бил в лицо, заползал за воротник. На углу улицы кричала женщина, вырываясь из рук немецкого солдата. Петров шел, не замедляя шага, ни на что не обращая внимания. Тяжелые, злые мысли одолевали его. Он мучительно размышлял над тем, как отомстить Кирсанову.
Петров был властолюбивым и жестоким человеком и не прощал, когда ему переходили дорогу. Кирсанов, даже не подозревая об этом, нажил в нем крупного врага. Петров сам хотел быть шефом полиции. Эта работа привлекала его, она дала бы удовлетворение его честолюбию. И вдруг вместо него Кирсанов, этот интеллигент и размазня, начальник полиции! Было отчего преисполниться ненавистью.
Петров с раздражением вспоминал минуты, когда, вытянувшись в струнку, он стоял перед своим ненавистным начальником и выслушивал его надменные и скучные нотации. А тот даже не скрывал удовольствия, выговаривая Петрову. «Сейчас в самую пору рассчитаться. Только бы подтвердил Стоянов. Но этого я заставлю, я его намертво прижму», — думал Петров, входя в здание, где располагалась районная полиция.
— Начальник у себя? — опросил он у дежурного.
— Здеся он... — буркнул полицай и, когда Петров уже поднимался по лестнице, зло добавил: — Хромая бестия... И где ж ему ешо быть?
Увидев Петрова в дверях своего кабинета, Стоянов поднялся из-за стола и, прихрамывая на одну ногу, пошел навстречу.
— Здравствуй! Что нового? — спросил он.
— Садись! — отрывисто бросил Петров.
Придерживаясь руками за поручни, Стоянов тяжело опустился в мягкое кресло и вытянул ногу с деревянным протезом.
— Слушай, — сказал Петров, присаживаясь напротив. — Слушай внимательно. И говори только правду, не то несдобровать.
— В чем дело? — насторожившись, спросил Стоянов.
— Ты составлял с Кирсановым опись на жидовское золото?
— Ну, я.
— Кирсанов хапнул там малость? — Петров впился в Стоянова испытующим взглядом.
— Было дело, — ответил тот, почесывая затылок. — Только свидетелей, акромя меня, никого нет. Пусто было в комнате. Да я и подал вид, будто ничего не видел. Не хотелось с начальством связываться. Того и гляди в дураках останешься. Я ведь эту премудрость давно усвоил.