Вспоминая погибших товарищей, Николай мучительно думал и о себе: что будет дальше, что предпринять? В нем зрело решение остаться в городе. К счастью, его не обыскивали, и пистолет Зимина покоился в кармане брюк. Решив избавиться от оружия, он направился в дальний угол сарая, но его нагнал Рогов:
— Николай, выйдем во двор.
Оказавшись на воздухе, Николай вздохнул полной грудью. Словно парусники, плыли по небу белые облака. Выглянувшее из-за них солнце начало пригревать землю.
— Смотри, никакой охраны, — тихо проговорил Рогов. — Уходи. Двое часовых спустились вон туда, к морю.
— А вы?
— Уходить надо по одному. Я пережду, а потом тоже подамся. Жди меня дома.
Не раздумывая больше, Николай спокойно вышел со двора и, оглядевшись по сторонам, быстро зашагал к городу.
II
Четверо людей находилось в большой, обставленной старинной мебелью комнате. На «семейный совет» собрались братья Кирсановы.
Старший из них, Дмитрий, — невысокий лысеющий человек — стоял у окна. Николай и Юрий сидели за круглым столом и курили. Самый молчаливый, Алексей, — бледный и худой — расположился в кожаном кресле с высокой спинкой.
— Вы знаете, о чем я сейчас думал? — отворачиваясь от окна, спросил Дмитрий. Довольная улыбка появилась на его важном одутловатом лице.
— Где же нам угадать? — с легкой насмешкой отозвался Николай. Это был седой человек с длинным лицом, в поношенном, но тщательно отутюженном костюме. — Наверное, ты думал о том, как была бы счастлива наша матушка, если бы дожила до этого дня.
— Не угадал, милый братец! — довольно воскликнул Дмитрий. — Об этом я думал вчера, когда они драпали. Неужели и мы так выглядели в девятнадцатом?
— Объективности ради следует заметить, что мы — хуже, — сказал Николай.
— Но мы драпали с чемоданами, а они с пустыми руками. Им нечего положить в чемоданы, этим нищим энтузиастам, — ворчливо проговорил самый младший из братьев, Юрий Кирсанов — розовощекий блондин с гладко зачесанными на пробор волосами.
— Неужели за двадцать два года ты не забыл об этих чемоданах? — обернулся к нему Дмитрий.
Юрий побагровел.
— В них заключалось все наше будущее, — раздраженно отозвался он. — До сих пор не пойму, как ты мог их бросить в последний момент? Ведь из-за этого мы не смогли уехать.
— Ты знаешь, что у меня не было другого выхода, — спокойно сказал Дмитрий. — Тогда на пристани они налетели слишком внезапно. Бр-р, я не люблю об этом вспоминать... У меня оставался простой выбор: жизнь или эти дурацкие чемоданы. А ты никак не можешь простить мне, что я не захотел пожертвовать жизнью ради двух дюжин золотых браслетов, портсигаров и прочей дребедени...
— Дребедени? — Голос Юрия повысился, лицо рассерженно запылало. — Ты называешь это дребеденью? От этой дребедени зависела вся наша жизнь.
Николай примирительно похлопал по столу узкой длинной ладонью.
— Тише, дорогие братья, — сказал он. — Сейчас не время ссориться.
— Разве я не прав? — возмущенно обратился к нему Юрий. — Из-за этого мы прожили двадцать два года здесь... А как мы жили? Единственное, что у нас осталось, — это комната со старой рухлядью...
— Сейчас не время ворошить прошлое, — сказал Николай. — Подумаем о настоящем.
— Успокойся, Юра, — вмешался в разговор молчавший до сих пор четвертый брат, Алексей. Он удобно откинулся назад в кожаном кресле, далеко вытянув длинные ноги в старомодных штиблетах со штрипками. — Неужели ты думаешь, что, оставив тебе жизнь, большевики оставили бы и твое золото? Николай прав: пора кончать бесполезные разговоры и подумать о настоящем. Я считаю, что нам сегодня же следует обратиться к немецким властям. Думаю, что для русских дворян у них всегда найдется работа. Вряд ли они рассчитывают установить в России новый порядок без нашей помощи.
— Ты уверен, что мы им понадобимся? — перебил его Николай. Он нервно хрустнул пальцами.
Алексей передернул плечами.
— Двадцать с лишним лет мы ждали этого момента, — торжественно сказал он. — У нас уже не было никакой надежды. Но вот этот момент настал. Наконец-то мы можем что-то сделать для России — для нашей России. Не понимаю, в чем ты сомневаешься. Ты не веришь немцам? Ты не веришь в их освободительную миссию?
Тонкие пальцы Николая забарабанили по столу. Серые водянистые глаза его обратились на брата с едва заметной усмешкой.
— Просто я последовательней тебя, — сказал он. — Помнится, в семнадцатом году ты был самым ярым сторонником войны до победного конца. С теми же немцами.