Фестен торчал во дворе и волновался, не понимая толком, что происходит. Бек потрепал его по рыжим вихрам.
– Ну что, теперь ты здесь за мужчину. Коли дрова, веди хозяйство, а я тебе что-нибудь привезу из военных походов.
– Того, что нам нужно, там нет, – сказала мать, глядя на него из тени – не сердито, как бывало, а с грустью.
Бек до этого не сознавал, насколько перерос мать. Ее макушка едва доставала ему до плеча.
– Поглядим.
Он в два шага сошел с крыльца под поросший мохом свес крыши, однако не смог не обернуться.
– Ну, я пошел.
– Повремени минутку, Бек, – мать встала на цыпочки и поцеловала его в лоб, прикоснувшись губами легко, как ветерок.
Притронулась к щеке, улыбнулась:
– Мой сын.
К горлу подкатил тугой комок, и Бека вдруг охватило чувство вины перед матерью, а еще радость от наконец обретенной свободы, и злость за месяцы промедления, и печаль разлуки, и волнение – словом, все разом. Его распирало от сумбура чувств.
Неловко коснувшись напоследок материнской руки, он повернулся и, беззвучно плача, зашагал вниз по тропинке, прямиком на войну. Возможно, тем самым путем, которым когда-то уходил отец.
Набор в войско проходил совсем не так, как представлялось Беку.
Шел нудный косой дождь, не сказать чтобы проливной, но вынуждающий щуриться и сутулиться. Изрядно подмок и боевой настрой. Все как-то серо, буднично. Подошедший, а по большей части согнанный люд растекся постепенно в чавкающую грязью, глухо ропщущую толпу. Многие, по впечатлению Бека, были совсем еще детьми, некоторые не то что битвы или хотя бы поединка, а и соседнего села в жизни не видели. Остальные, наоборот, выделялись сединой и возрастом. Картину дополняли несколько калек. По краям сборища опирались на копья или сидели верхом скучающие карлы Ричи; новые рекруты впечатляли их ничуть не больше, чем Бека. И вообще это до обидного мало соответствовало его ожиданию увидеть благородное братство воинов, в которое он мечтал влиться со своими геройскими устремлениями.
Он покачал головой, одной рукой плотно сжимая у шеи материн плащ, другую держа под ним, на теплой рукояти отцова меча. Нет, с этим сбродом ему не по пути. Быть может, Скарлинг Простоволосый и сделал из толпы войско, способное побить Союз, но об этой ораве безнадежных вряд ли сложат возвышенную сагу. На глазах у Бека неверным шагом отчалило вновь созданное подразделение, впереди которого шагали двое мальчишек, несущих одно копье. О наборе воинства без оружия песен обычно не поют.
Наверное, из-за бесконечных грез наяву, Бек ожидал, что набор будет проводить лично Коул Ричи – воин, участвовавший едва ли не во всех известных сражениях; человек, который представляет собой воплощение славных воинских традиций. Вот он, Бек, попадается на глаза Ричи, или же вдруг получает от него увесистый хлопок по плечу: «Вот это парень, который нам нужен! Гляньте-ка на этого удальца! А ну, кто годится ему в пару?» Но Ричи здесь и близко не было. Как и кого-нибудь, кто понимал бы, что происходит. На секунду подумалось о проделанном пути по слякотным тропам; может, лучше вернуться в свою лачугу. К рассвету можно и добраться…
– Никак примкнуть желаешь?
Перед Беком стоял невысокий плечистый человек, седовласый и с седой щетиной, с палицей на поясе – судя по всему, бывалый. Он опирался в основном на одну ногу, как будто другая принимать на себя вес туловища отказывалась. Иметь перед таким вид олуха не хотелось. Да и мысль о том, чтобы отчалить, лучше отложить до худших времен.
– Я пришел сражаться.
– Хорошо сказано. Меня зовут Фладд, я возглавлю это вот стадо, когда его собьют в кучу.
Он указал на невзрачный рядок мальчишек, из которых некоторые имели при себе плохонькие луки или топоры и ножи, а иные так и вовсе ничего, кроме одежды, да и та в плачевном состоянии.
– Хочешь чего-то большего, чем болтовня о великих походах – становись в строй.
– А что, и встану.
У Фладда был вид человека, отличающего меч от пилы, а строй возле него, с какой стороны ни глянь, одинаково плох. Потому Бек – грудь колесом, плечи расправлены – бравой походкой подошел и бесцеремонно втерся сзади, торча в строю как кукушонок над щеглятами.
– Я Бек, – первым назвался он.
– Кольвинг, – промямлил один из ребят, толстощекий, на вид лет тринадцати, не больше, испуганно поглядывая по сторонам круглыми глазами.
– Стоддер, – жуя что-то вяленое, отчего вид у него был воровато-виноватый, сообщил второй, с отвислой, как у кретина, мокрой губищей.
– А я Брейт, – девчачьим голосом сказал мальчуган еще мельче Кольвинга, в нищенских лохмотьях и с дыркой в башмаке, сквозь которую проглядывал грязный большой палец.