Дверь была деревянной, зеленоватой и вела, казалось, прямо в толстую разрушенную стену. Виктор не стал бы уделять находке особого внимания, но, проходя мимо, услышал шум. То ли там кто-то разговаривал, то ли даже кричал, но шум не был похож на вой ветра, писк мышей или что там еще бывает в заброшенных помещениях.
Антипов подошел поближе, прислушался и сумел побороть свое любопытство. Уже почти совсем стемнело: заходить в какую-то дверь без огня — верх безрассудства. Новоиспеченный сын барона вернулся к товарищам, выслал к двери Нарпа и Пестера с факелами, а сам выпил еще цирота. Затем повесил на руку щит и поспешил к стене, оставив Риксту сторожить лошадей.
К удивлению Виктора, телохранители искали дверь совсем не там, где он им сказал.
— Дверь же справа, — произнес Антипов, приближаясь к товарищам. — Во-он где выступ.
— Нет там ничего, — ответил Пестер, чуть отодвигая с потного лба шлем. — Смотрели уже. Теперь здесь ищем, идем вдоль стены.
— Пойдем покажу, — Виктор недоумевал, как можно не заметить дверь даже в сумерках.
И действительно она нашлась буквально в нескольких шагах: Нарп и Пестер только руками развели. Антипов не стал выяснять загадки исчезновения-появления двери, а просто подошел к ней и потянул на себя старую ржавую ручку.
Запах, донесшийся из коридора, ведущего вниз, был отнюдь не затхлым. К легкому дыму от горящих факелов (впереди виднелся свет) примешивался аромат похлебки, каких-то пряностей и, возможно, даже цветов (последнее заставило брови Виктора сдвинуться из-за желания понять, откуда здесь могли взяться цветы).
Антипов быстро перестроил свой небольшой отряд: Пестер с факелами перешел в арьергард, а Нарп занял центр. Новоиспеченный баронский сын, ступая по темному коридору, который неизвестно куда ведет, испытывал чувства, свойственные любому храброму человеку: любопытство в сочетании с настороженностью. Виктор чувствовал, что с этим помещением связана какая-то загадка, но выразить своих переживаний пока не мог. Возможно, дело было в том, что дверь казалась единственной сохранившейся в этом замке, или в том, что Нарп с Пестером не смогли ее отыскать самостоятельно, или даже в том, что звуки, которые молодой воин слышал раньше, вдруг исчезли, и теперь по коридору эхом разносился лишь звонкий стук капель воды, падающей вдалеке на что-то железное.
Лестница с узкими неудобными ступенями вскоре закончилась, и отряд из трех человек был готов вступить на пол небольшого зала, освещенного факелами, чадящими вдоль степ. Виктор даже сделал широкий шаг, чтобы побыстрее миновать угол и посмотреть, что же там, в этом зале, как вдруг резко отпрянул, едва не сбив Нарпа с ног. Длинный тяжелый меч вылетел из-за угла и врезался в щит, который Антипов едва успел подставить.
— К бою! — скомандовал Виктор. Меч высек искру из щита и вновь скрылся за каменной кладкой.
Антипов потянул свое оружие из ножен. Щедротами господина барона у будущего участника турнира меч был неплох: нечто вроде спаты,[1] тщательно заостренной на конце. Виктор владел им довольно прилично, но все равно оставался недовольным собой. Больше всего молодого воина беспокоила скорость выхватывания меча из ножен. Ему казалось, что получается слишком медленно. Конечно, ведь Антипов равнялся на фильмы и истории о тех японских самураях, которые годы своей жизни посвящали высокому искусству обнажения оружия. У него был дар: способность к быстрому двигательному обучению, но, увы, не было узкоспециализированных учителей. Виктор собирал слухи о знаменитых фехтовальщиках, чтобы в случае чего повстречаться с ними и воспользоваться плодами этой встречи. Если уж есть такой дар, то отчего бы не стать великим бойцом? Вот что нашептывало честолюбие.
Между тем отряд замер на лестнице. Больше нападений не было, но рваться вперед никто не спешил.
— Что за шутки?! — воскликнул Виктор, обращаясь к неведомым противникам.
Тишина была ответом. Создавалось впечатление, что за стеной никого нет. Антипов заколебался, выбирая меж двух решений: либо выглянуть из-за угла и, возможно, получить стрелу из лука в упор, либо быстро пробежать до следующего угла, пересекая зал и разведывая обстановку. Второй вариант грозил опасностью быть отрезанным от пути назад.
Виктор высунул за угол край щита, и тут же раздался крик:
— Спасите! Спасите! Сюда! Сюда!
Крик был громкий, звонкий и, несомненно, принадлежал молодой женщине, не жалующейся на слабость своих голосовых связок. У Антипова заложило уши, но он тут же смекнул, что неизвестному противнику, который был ближе к источнику звука, пришлось хуже. Виктор сразу воспользовался ситуацией и все-таки выглянул из-за угла. Брошенного взгляда было достаточно, чтобы оценить картину во всем ее великолепии.
1
Спата — изначально кельтский бронзовый меч 60–65 см длиной и с закругленным концом; позже спата использовалась и римлянами, увеличившись в длине до 90 см; от римлян традицию переняли норманны, пользуясь спатой до 1 м. Заостренный конец у спаты стали делать еще кельты, когда римляне приспособились отражать ее рубящие удары.