– Как же вы схватили его?
– Я схватил клинок обеими руками и не отпускал, пока не вырубил Ламорака.
Берн самодовольно улыбнулся и вытянул вперед кулаки, как потягивающийся кот. Потом открыл ладони без единого пореза и повернул их к Тоа-Сителлу, словно говоря: «Видишь? Он режет все, кроме меня».
– Фаворит Ма'элКота имеет кое-какие преимущества.
– Но это не ответ, – заметил Тоа-Сителл. – Я несколько часов подряд допрашивал Ламорака и других. Почему он настаивал на разговоре с вами?
– Может, потому, что я побил его, – передернул плечами Берн. – Так сказать, мужское дело чести. Тебе-то этого не понять.
– Ясно, – дружески ответил Тоа-Сителл. – Очевидно, в этом действительно кроется что-то мне непонятное.
Берн с кичливой ухмылкой завертел магическим мечом, изображая боевые приемы. В конце концов меч исчез в ножнах, а Берн вернулся к окну.
Похожее на далекий гром рокотание грубого голоса постепенно стихло, и тут раздался хлопок, словно какой-то гигант ударил в ладоши. Ма'элКот закончил свою работу.
Берн нерешительно подошел к двери комнаты – огромной плите кованого железа. На ней висело массивное кольцо в виде старинного символа – змеи, кусающей свой хвост. Для того чтобы постучать в дверь, поднять и опустить это кольцо, были необходимы считанные секунды, однако протянутая рука Берна дрожала, как у старика. Он быстро обернулся через плечо, проверяя, заметил ли это Тоа-Сителл.
Герцог позволил себе улыбнуться еще раз.
По прихожей пронесся ветер – словно кто-то открыл окно, у которого минуту назад стоял Берн, а тихая ночь снаружи перешла в шторм. Ветер легко открыл огромную дверь, и она издала звук далекого водопада.
– Берн. Тоа-Сителл.
Голос императора был еще более густым и зычным, чем звон храмового колокола, пробившего несколько минут назад. Тоа-Сителл не тщился понять, откуда Ма'элКот знает об их присутствии, – он знал об этом всегда.
– Идите ко мне, мои возлюбленные подданные.
Тоа-Сителл переглянулся с графом, которого глубоко презирал – на мгновение между ними протянулась ниточка общего страха, – и они одновременно перешагнули порог.
Железная комната появилась столетие назад, во времена правления Тил-Мелентиса Золотого, последнего короля Анханы, пытавшегося освоить магию. Стены без единого окна были выложены из плит кованого черного железа, на их стыках светились серебряные руны. Такие же руны окаймляли дверной проем, и только в двух местах, где из железа проглядывал камень, – два одинаковых магических круга: один на полу, в центре комнаты, второй на потолке.
По приказу Герцогского Конклава комната была опечатана при наследнике Тил-Мелентиса – после того как неудачливый экспериментатор сошел с ума. Легендарный Манавитанн Сероглазый назначил попечителей, охранявших комнату, и она оставалась на замке до тех пор, пока в нее не вошел сам Ма'элКот.
В северном секторе магического круга возвышался закопченный, в пятнах засохшей крови известняковый алтарь, на котором лежал обнаженный мужчина средних лет. Тоа-Сителл знал этого человека, причем довольно коротко: обедал с его женой и гладил по головкам его детей. Сейчас же он не позволил себе даже вспомнить его имени.
От тела исходила затейливо переплетенная сеть влажных пульсирующих веревок, вытянутых вверх и свисавших с серебряных крючьев на концах древоподобной металлической вешалки. Неужели это веревки? Разве могут они быть такими скользкими от крови и подергиваться в ритме медленно бьющегося сердца?
На какой-то убийственный миг взгляд Тоа-Сителла сфокусировался на них, и герцог понял: это не что иное, как кишки все еще живого человека, извлеченные из зияющей дыры под пупком и подвешенные на серебряных крюках, как вешают свиные рубцы в коптильне. Желудок Тоа-Сителла свело судорогой, и он рискнул скосить глаза на Берна, чтобы увидеть его реакцию.
Граф наклонился вперед и вытянул шею, дабы получше рассмотреть происходящее.
По-борцовски обнаженный до пояса, с руками по локоть в крови, император стоял в магическом круге. Глаза его были черны, как ночное небо в тучах, однако источали некое золотистое свечение, в котором не было ни тепла, ни холода.
Ма'элКот кивнул на низкий диванчик у стены. – Садитесь и ждите, пока я омою руки, – словно из-под земли пророкотал он.
Придворные повиновались, глядя, как император подошел к одной из лениво коптящих жаровен, от которой струился красноватый свет и запах можжевельника, почти перекрывавший серный запах человеческих нечистот, всегда стоявший в комнате. Без какого бы то ни было заклинания или жеста Ма'элКот уставился на жаровню. Под его взглядом пламя взметнулось на высоту его роста. Он погрузил в него обе руки, и огонь вокруг них сделался ярко-зеленым. Кровь на руках мгновенно засохла, обуглилась и осыпалась.
Император Ма'элКот, Щит Проритуна, Повелитель Анханы, Протектор Кириш-Нара, Лев Северных пустынь, обладатель множества других титулов, был самым высоким из всех виденных Тоа-Сителлом людей. Даже Берн, превосходивший ростом среднего человека, едва доставал до провощенной бороды Ма'элКота. Горевшее перед императором пламя бросало на его рассыпавшиеся каштановые кудри темно-красный отблеск и окутывало плечи, похожие на камень из цепи Расколотых Утесов.
Богатырь водил рукой по пламени. Бицепсы вздувались огромными шарами, массивные мышцы груди казались соединенными в цепь камнями. Кровь начала осыпаться с пальцев, и Ма'элКот слегка улыбнулся – ослепительно блеснули прекрасные зубы. Пламя отступило от его рук, и он с силой потер их друг о друга, стряхивая последние чешуйки крови. Когда император вновь посмотрел на своих подданных, его глаза светились голубизной летнего неба.
Он был единственным в мире человеком, внушавшим страх Тоа-Сителлу.
– Не нужно доклада, – произнес Ма'элКот. – У меня есть для вас задания.
– Вы… э-э… – выдавил Берн, выпрямляясь и откашливаясь, – разве мы не будем наказаны? Император сомкнул брови.
– За что же вас наказывать? Чем вы провинились передо мной?
– Я… я… – снова закашлялся Берн, – ничем, но…
– Но Саймон Клоунс снова сбежал.
Ма'элКот вышел из магического круга, приблизился к дивану и, наклонившись над Берном, положил руку ему на плечо – ни дать ни взять родной отец, ласково пожуривший юного отпрыска.
– Берн, неужели ты так плохо знаешь меня? Разве я маньяк, чтобы наказывать других за свои собственные ошибки? Разве я не был рядом с тобой каждую минуту? Мне до сих пор неизвестно, что сделал Саймон Клоунс, что это за магия, которая все еще не выветрилась из нас. Если даже я сам не могу разрушить или отразить ее, зачем мне наказывать вас за то, что вы не в состоянии сделать?
Берн поднял голову, и Тоа-Сителл был потрясен почти фанатичным раболепием, отразившимся на его лице.
– Я… я так боялся не угодить вам.
– Именно поэтому ты и есть мое возлюбленное дитя, – с теплотой промолвил Ма'элКот. – Ну-ка подвиньтесь и дайте мне сесть между вами.
Тоа-Сителл быстро отпрянул на край дивана. Он знал: император изменчив, как летняя гроза. Он мог ужаснуть человека одним-единственным взглядом с высоты своего величия, а в следующую секунду присесть рядом, как мальчишка на крыльце с приятелем.
– Меня подвела моя страсть. – Ма'элКот оперся локтями о колени. – Я защитил дворец Колхари от любой магии, принадлежащей не мне. Стремясь схватить Саймона Клоунса, я выковал нож, и теперь он дрожит в моей груди. Соединявший нас канал Силы стал той трещиной, через которую Саймон Клоунс смог уязвить меня. Этим вечером я призвал к себе Силу, желая спросить, как можно справиться с этой магией, и она рассмеялась. Она смеялась надо мной! Она сказала, что магия будет разрушена, как только я схвачу мага.
Ма'элКот встряхнул головой и задумчиво улыбнулся, наслаждаясь тонкостью собственной иронии.
– Понимаете? Берн, ты стоял с Саймоном Клоунсом лицом к лицу. Как он выглядит?
Берн в отчаянии покачал головой.