– Окажи мне услугу,
– Конечно, Кейн, что угодно.
– Заткнись.
– Ну… ладно, Кейн, ты устал. Я понимаю, без проблем. Только дай автограф, а? Хэри зажмурился.
– Ты что, не слышал?
– Ну, жалко, что ли, один автограф? Это для моих детей, а то они ни в жисть не поверят, что я тебя возил, ну?
– Если я дам тебе автограф, оставишь меня в покое?
– Конечно, Кейн, как скажешь. Книжка там, на баре, на блокнот похожа.
Такси плавно поднялось в воздух, а Хэри отыскал маленькую книжку для автографов и расписался в ней. Потом вздохнул. Книжка была из настоящей бумаги – наверное, стоила кучу денег.
– Так зачем тебе в Бач?
Хэри проглотил подступавшую ярость; если он позволит ей вырваться наружу, это будет слишком унизительно.
– Слушай, я не хочу говорить с тобой. Я подписал тебе книжку и буду очень благодарен, если ты помолчишь.
– Конечно, как скажешь. – Шофер отвернулся от стеклянной перегородки, но Хэри все еще слышал его бормотание: – Да уж, стоит человеку выбиться в профессионалы, как он тут же забывает, откуда вышел…
Хэри уставился в окно, глядя, как солнце садится за Тихий океан. «А я – нет, – подумал он. – Я не забыл. И ничто не заставит меня забыть».
На юго-западе собирались грозовые тучи. Такси немного накренилось, входя в зону служебного транспорта, и водитель откинулся в кресле потягиваясь.
– Не возражаешь, если я посмотрю ящик? Хэри не ответил. Шофер дотронулся до сенсорной клавиатуры, и на ветровом стекле машины появилось изображение ЛеШон Киннисон, сделанное сверху крупным планом. Хэри моргнул – это были «Драконьи истории». Шофер наклонил кресло назад до полулежачего положения и стал пощипывать подбородок.
Кивающее лицо Киннисон прямо-таки излучало притворную симпатию.
– …могли бы вы объяснить моим зрителям, что такое модамп и почему Пэллес Рил попала в такую опасную ситуацию?
Когда на экране появилось его собственное лицо, Хэри закрыл глаза. Ему и так было противно произносить ту чушь, что понаписали для него сценаристы Студии; смотреть на себя было на порядок омерзительнее.
– Ого, Кейн, да это же ты! Черт, да ты там с ЛеШон. А она лапочка, а? Конфетка!
– Она просто старая драная крокодилица. Я еле оторвал ее пальцы от своих штанов,
– Нет, серьезно? Прямо во время шоу? ЛеШон Киннисон схватила тебя за яйца?
– Заткнись.
– … люди, которые знают всю эту технику – как понимаете, я к ним не отношусь… (Смех в аудитории.)
– Но я могу объяснить вам – и вашим зрителям – так, как объясняли это мне. Видите ли, Земля и Поднебесье – это одна и та же планета, находящаяся в разных вселенных. Каждая вселенная вибрирует по-своему – это называют вселенской константой резонанса. Ну, на самом деле она не вибрирует, просто так легче объяснить. Мы переносимся с одной планеты на другую, изменив свою константу резонанса, чтобы она соответствовала другой вселенной. Ну как, кто-нибудь понял? (Смех в аудитории.)
Теперь на экране появился Хэри, вытаскивающий из кармана жилета старинные карманные часы. Майклсон не мог смотреть; его лицо горело от унижения, а зубы скрежетали сами собой.
Внутренним взором он видел все происходящее на экране: вот он берет часы за цепочку, и край циферблата касается подставленной ладони.
– Сейчас Пэллес Рил похожа на эти часы. Рука снизу – это Земля. Вот видите, когда часы неподвижны, она здесь, на Земле. А теперь пусть Поднебесье окажется чуть новыше, видите, «но более высоком уровне реальности – допустим, на половине длины цепочки. Итак, если мы хотим поднять часы до этого уровня, не двигая руками, у нас есть два пути. Мы можем укоротить цепочку, вот так. Видите, как просто? Так действует фримод – проще говоря, модификатор частотности; конечно, этот термин не вполне корректен, но пусть уж… Так мы поступаем со стажерами, которых отправляем в Поднебесье надолго, иногда на целые годы, чтобы они завершили обучение и создали личность, которая сможет принести им славу. Когда они решают вернуться, они приходят в одну из условленных точек переноса, и оборудование снова удлиняет цепочку, вот так. Они возвращаются на Землю. Но тут есть одна проблема. Находясь во фримоде, актер ничем не отличается от аборигена. Он – часть Поднебесья, он полностью отрезан от Студии. Захотели бы вы долго пребывать в таком положении? Ведь нам достается все самое интересное, а вы этого и не увидите, (Аудитория выражает свое согласие.)
– Так вот, модамп – модификатор амплитуды, пожалуй, это не слишком правильное название, но это не важно – все немного сложнее. Именно это случилось с Пэллес, это случается со мной и со всеми остальными актерами, за Приключениями которых вы с таким удовольствием следите.
Хэри немного изогнул руку в запястье, и часы завертелись по кругу, поднявшись с помощью центростремительной силы чуть выше.
– Вот это и есть самый сложный путь в Поднебесье. Чтобы удержать часы на этом уровне, я должен постоянно вращать их. Понимаете, их постоянно нужно снабжать энергией. Именно так мы и делаем с помощью мыслепередатчика. Тот самый канал, который отправляет на Землю наши мысли и чувства, доставляет нам энергию от реактора Студии, чтобы мы могли оставаться в Поднебесье.
Хэри вспомнил притворное участие на лице наклонившейся к нему Киннисон и непреодолимое желание дать ей пощечину.
– Не могли бы вы объяснить, что происходит, если связь прерывается? – спросила ведущая.
Хэри перестал вращать часы и вместе с Киннисон и зрителями дожидался, пока они вернутся к нему на ладонь.
– Актер возвращается на Землю. Хэри в точности следовал сценарию; в этом месте ему надлежало помрачнеть.
– На самом деле все гораздо серьезнее. Понимаете, Поднебесье не примыкает к Земле, а как раз наоборот: оно так похоже на Землю потому, что они соответствуют друг другу, как две ноты, между которыми октава. Может существовать сколько угодно прочих вселенных, находящихся на энергетическом уровне, среднем между уровнем Земли и Поднебесья. Большинство из них так не похожи на нашу, что я не смогу даже описать их. Насколько я знаю, они враждебны нам. К примеру, в некоторых не может существовать углерод, газ, который так важен для нашего организма. Когда актер выпадает из фазы Поднебесья, он погибает. Некоторые при этом возвращаются в фазу Земли, однако зрелище это… страшное. Не хочу даже описывать его.
– И это произойдет с Пэллес Рил, если вы не найдете ее? Самый мрачный тон, какой только способен изобразить Хэри:
– Это уже могло произойти.
Желудок свело судорогой, и Хэри невольно открыл глаза, сразу же увидев собственное лицо, смотревшее на него с ветрового стекла.
Накренившись, такси перешло с одной полосы служебного транспорта на другую и покачнулось, так что на какой-то миг сквозь изображение на экране стали видны грозовые облака над Тихим океаном.
– Я знаю, когда вы надеваете шлемы, вы становитесь мною. Вы чувствуете все, что чувствую я. Вы знаете, что я люблю Пэллес. И клянусь, если с ней что-нибудь случилось, ничто на свете не спасет виновных в этом. Я заставлю Берна и Ма'элКота проклясть тот самый день, когда они появились на свет. Ни один виновный не скроется от меня. Клянусь!
Эти слова были написаны сценаристами рекламного отдела Студии, но это не имело большого значения. Принося клятву, Хэри был абсолютно искренен.
– Ого, ни фига! – хихикнул водитель. – Не хотел бы я рассердить вас.
Швейцар почтительно открыл перед Майклсоном дверь и придержал ее. Войдя в крошечную комнатку, Хэра пожал швейцару руку. Этот жест снисхождения к более низкой касте был необычен, однако хорошо известен обоим. После рукопожатия маленький пакетик чистого кокаина перешел из ладони Хэри в руку швейцара. Любой денежный перевод со счета на счет автоматически фиксировался, но кокаин и прочие стимуляторы свободно продавались представителям каст от профессионалов и выше. Наркотики стали обычным товаром на черном рынке и вполне приемлемым в качестве ненавязчивой взятки. Всякий раз, приезжая в Общественный лагерь Бачанан, Хэри привозил с собой солидное количество наркотика. Последовательная цепь взяток – от директора до рабочего, наблюдавшего за хирургически лишенными слуха трудягами киборгами, посещавшими интернированных – была для Хэри единственным способом поговорить с отцом.