Дегтярев едет в Америку, до Гамбурга по железной дороге, а дальше через моря и океан на четырехмачтовом паруснике. В Новом Свете он энергично принимается за дело. Переезжает с места на место, смотрит, расспрашивает, записывает, закупает. Довольно скоро отпущенные ему средства оказались израсходованными. Но в Академии наук о нем забыли и обещанные суммы не шли. Владимир Николаевич послал несколько писем с просьбой ускорить высылку денег. Ответа не последовало. Деньги не приходили.
Наступили трудные дни. Он брался за любую работу и все-таки бедствовал. Он был чернорабочим, грузчиком, работал землекопом при сооружении Панамского канала. На одной из мемориальных досок, среди имен рабочих-строителей канала должна быть и его фамилия. Он много видел. Особенное впечатление произвели развалины построек древних майев. Величественные теокали, гигантские каменные стелы, с высеченными на них таинственными письменами, руины солнечных башен, стены, покрытые фантастическими рельефами — все это пробудило в нем живейший интерес к угасшим культурам древних американских народов.
Некоторое время Владимир Николаевич был ковбоем! Он нанялся к богатому скотопромышленнику мистеру Коттенвуду. Это был настоящий деловой человек и законченный эксплуататор. Впоследствии Владимир Николаевич вывел его в качестве полукомического персонажа одной из своих мексиканских пьес. Но это было уже много лет спустя. В те же дни Дегтярев управлял стадами рогатого скота и табунами лошадей. Дела было по горло. Коттенвуд не любил, чтобы его люди сидели, сложа руки. Владимир Николаевич отлично изучил привычки и нрав лошадей, стал хорошо ездить верхом и кое-как научился бросать лассо. Это искусство требует большой практики, нужна была более длительная тренировка.
Однажды, объезжая пастбища, Дегтярев наткнулся на огромного волка. В следующее мгновение петля его лассо полетела к хищнику. Но волк увернулся, а затем бросился на всадника, вцепился в руку и стащил его на землю. Эта история вероятно окончилась бы трагично, если бы не подоспел на помощь негр — ковбой, приятель Дегтярева. Он застрелил волка из кольта. На правой руке Владимира Николаевича на всю жизнь сохранились шрамы от волчьих зубов.
В этой истории есть нечто невыясненное. Прежде всего, необычное поведение волка. Отважиться на столь дерзкое нападение мог бы только бешеный волк. Но тогда непонятно почему микробы бешенства пощадили Дегтярева. Ведь предупредительная прививка не была сделана. Один из недругов Владимира Николаевича намекнул однажды, что вся история с волком — чистейший вымысел. — «О конечно Владимир Николаевич и в самом деле бешеный, в этом нельзя сомневаться, но только волк тут ни причем. Это охотничий рассказ».
У нас нет никаких доказательств, чтобы опровергнуть это мнение, но есть глубокое убеждение в высокой порядочности Дегтярева. Он может приукрасить свой рассказ разными образными выражениями (обычно он так и делал), но основу событий он не станет искажать. Он не раз порицал плохие приключенческие рассказы «потому что они лживы и глупы. В них пишут всякую чепуху о змеях, индейцах, мустангах, гризли, ковбоях. Пишут люди никогда не испытавшие ни одного настоящего приключения. Все у них шито белыми нитками. Сплошной вздор. Я хотел бы издавать хороший приключенческий журнал. Так бы и назвал его „журнал настоящих приключений“ и требовал бы чтобы каждый автор торжественно свидетельствовал достоверность описанных им приключений».
Из Центральной Америки, неведомым для нас сочетанием обстоятельств, судьба бросила Дегтярева в Аргентину. Об этом периоде своей жизни Владимир Николаевич сохранил самые наилучшие воспоминания. Он работал садовником у сеньора Авельянеда, богатого аргентинца, владельца благоустроенного поместья «Hacienda Milla Flores» в окрестностях города Розарио на реке Парана.
Новый хозяин оказался человеком совсем иного склада, чем Коттенвуд. Он не стремился выжать из человека все его силы. Деликатность и радушие были чертами его характера. Вскоре же он более близко познакомился со своим садовником, и между ними установились идеальные взаимоотношения. Владимир Николаевич старательно выполнял свою работу, но в свободное время он был на равной ноге с хозяином. Этому способствовали два обстоятельства. Во-первых Дегтярев свободно владел французским языком, принятом в «высшем обществе» стран Латинской Америки. Во-вторых он был «идальго» что также имело большое значение в глазах его патрона.
Своеобразный уклад жизни, местные обычаи, красочные особенности быта, декоративные костюмы и наконец самый характер аргентинцев, все это крайне нравилось Владимиру Николаевичу. Он говорил: — Французы слишком легкомысленны. Даже «mourir pour la Patrie» — это аффектация, итальянцы чересчур хвастливы, немцы невыносимо тупы, англичане — чопорны, американцы адски деловиты. Вот испанцы и латино-амери-канцы, воспитанные испанской культурой — совсем другое дело! У них все недостатки, но в меру. По характеру они очень похожи на русских.