Концепции Козырева производят сильное впечатление. Не удивительно, что у многих они вызывают волнение и энтузиазм. Однако, энтузиазм необходимо сочетать с точностью и хладнокровием, с сомнениями и перепроверками. Этого пока нет у сторонников Козырева. Зато у его противников в избытке убеждение в неверности основных выводов Козырева. Их можно понять. В самом деле нужны бесспорные подтверждения верности экстравагантных утверждений.
История науки дает нам множество примеров трудности изменения фундаментальных представлений. Когда-то Французская академия приняла два постановления — прекратить принимать к обсуждению проекты вечных двигателей и…сообщения о камнях, падающих с неба. В самом деле, как это камни падают с неба…
Позже, в первой половине XIX века, казалось нелепым утверждение, что огромные камни — валуны — разбросанные по просторам Европы, «привезены» туда ледником. Но с тех пор давно уже метеориты не кажутся выдумкой, а гигантские ледники, периодически наступающие на материки, — нормальные составляющие нашего представления о мире. Конечно, представления, изменяющие мировоззрение и должны восприниматься сначала как странные, экстравагантные, нелепые. Говорил же Нильс Бор, о теории, недостаточно сумасшедшей, чтобы быть верной. Но отсюда вовсе не следует, что все экстравагантные представления верны. Это классический пример из логики Аристотеля: «Из того, что все птицы двуноги, не следует, что все двуногие — птицы». Тут за поэзией концепций следует жесткая проза. Проза тщательных проверок. Наш, уходящий XX век дал нам много в этом смысле. Такой была история восприятия Теории относительности и квантовой механики, дрейфа материков, современной генетики и теории эволюции. Такой была судьба концепций Чижевского. Такой была судьба реакции Белоусова. Вообще, очень часто не хватает одной человеческой жизни — жизнь коротка, чтобы автору удалось бы убедиться в принятии его революционных взглядов научным сообществом (слова М. Планка).
Это очень большой вопрос — преодоление Новым знанием барьеров сложившихся представлений. И в этом мучительном процессе на первый план выходят проблемы этики науки.
Есть в научном сообществе целый слой людей, смысл жизни которых состоит в борьбе с «лженаукой». Не нравится мне слово «ученый». Не нравится своей несовершенной формой — учили, учили — и получился ученый. Хорошо бы говорить «наученный» — «Наученый». Такой Наученый может иметь очень высокую эрудицию — все известное знать. Это отличники в школах и в университетах. Они из университетских курсов знают, что наука развивается по экспоненте — по кинетической кривой взрыва (размножения). Но, как правило, экспонента для них обрывается при завершении образования — теперь они Наученые и принципиально новое знание не воспринимают.
В некотором смысле эти специалисты по борьбе с лженаукой полезны. «На то и щука в море, чтоб карась не дремал». В самом деле, надо оберегать науку от засорения. К сожалению, одно из главных свойств борцов с лженаукой — мгновенная, безапелляционная реакция и безбарьерный переход на личность автора критикуемых представлений. И тут, увы, очень часто, этические нормы нарушаются.
Примером может служить «критика» открытия Н. А. Козырева вулканической активности на Луне. В № 12 уважаемого журнала Природа в 1996 г. помещена статья «Следы и следствия космических чудес» [14]. В статье есть раздел «Мистификации и фальсификации». Этот раздел посвящен Н. А. Козыреву.
Там написано: «Во время „открытий“ лунных извержений не было оснований для сомнений в их достоверности, сегодня же вероятность того, что это была прямая фальсификация, надо считать очень близкой к единице». Далее приведены доводы против возможности вулканической активности Луны. Мне представляются они убедительными. Профессионалам — не убедительными. Но я не об этом.
Автор статьи говорит о фальсификации! Он пишет: «…существуют косвенные свидетельства. Незадолго до (подчеркнуто мною. — С. Ш.) сенсационной публикации о вулканизме кратера Альфонс, сопровождавшейся спектрограммами извержения, Козырев побывал на Камчатке, где сам проводил измерения спектра вулканических газов…» И далее: «Что могло подвигнуть известного астронома на чудотворчество? Искореженная судьба? Тщеславие? Намек на возможный ответ есть в статье, вскрывшей историю разгрома Пулковской обсерватории в 1937 г. (см. [11] и [20]). И все же понять и объяснить, как мог дойти ученый до жизни такой, способен только большой писатель.» Автор статьи большим писателем себя не считает и поэтому продолжает: «В этом аспекте вот что интересно. Козырев был яркой личностью и умел привлекать к себе внимание: о его жизни и парадоксальных идеях писали М. С. Шагинян, И. С. Шкловский. Иосиф Самуилович был видным теоретиком астрономии, к сожалению, он не анализировал фантазии Козырева, но, напротив, желчно пенял А. Солженицыну, что тот не включил историю отсидки Козырева в „Архипелаг ГУЛАГ“. А ведь не включил…».