Мне хочется обратить внимание на то, что все речи обвинителей полностью следуют схеме двух первых газетных статей — писателей в Литературной газете и в Правде.
Была серая осень 1947 г. Разгоралась новая волна репрессий. Их зловещая тень простерлась — так сказал бы поэт — над участниками представленных событий. Она, эта тень, в значительной степени определяла их слова и поступки. Подтекстом всей кампании по обвинениям Жебрака были вопросы Карла Сакса: «ЭДе Вавилов? Где Карпеченко? Где десятки других известных биологов?» Их имена не называли на «Суде чести». Но все участники этого судилища их знали. Эти имена звучали в мозгу Антона Романовича Жебрака. Он не изменил памяти своих коллег и учителей. Не изменил, фактически рискуя жизнью. Его вызвали на суд, как сказано выше, когда он еще не полностью восстановил здоровье после первого инфаркта, перенесенного им после судилища на заседании Президиума Белорусской Академии наук 17 октября. Он был вызван на «Суд чести» из санатория в Сочи приказом министра Кафтанова.
Этот двухдневный суд-истязание вполне мог стоить ему жизни. Опасность эта была очевидна. Я могу только повторить сравнение его с Дж. Бруно.
Мучила ли совесть инквизиторов? Кто знает. Мне не известны примеры их раскаянья, когда угроза репрессий миновала. Они не раскаивались, а с большой сноровкой приспосабливались к изменяющимся обстоятельствам. Но «обстоятельства» еще много лет не изменялись. Впереди была сессия ВАСХНИЛ 1948 г. Впереди были «мероприятия» — сессии, совещания, пленумы, разрушавшие нашу науку физиологию, языкознание, химию, кибернетику, философию. «Мероприятия», подорвавшие окончательно истинную мощь великой страны. Антону Романовичу пришлось продолжить борьбу. Он бесстрашно выступил на сессии ВАСХНИЛ. Он сделал все, что мог.
После сессии ВАСХНИЛ ему пообещали от имени «инстанций» сохранить кафедру и лабораторию, если он, подобно Жуковскому, Полякову и Алиханяну отречется от своих взглядов. Обещание было ложью — его судьба была решена.
Примечания
на заседании Политбюро ЦК ВКП(б) 9 августа 1948 г. Его письмо «с отречением», опубликованное в «Правде» 15 августа, ничего изменить не могло.
379
Инквизиция в 1633 г. заставила отречься Галилея за то, что он «считал, будто можно держаться и защищать в качестве правдоподобного мнение после того, как оно объявлено и определено как противное священному писанию» [3]. Жебрака заставили отречься с аналогичной формулировкой: в его письме сказано: «я, как член партии, не считаю для себя возможным оставаться на тех позициях, которые признаны ошибочными Центральным Комитетом нашей партии».
«Отречение» не спасло его. 1 сентября 1948 г. он приказом нового ректора (вместо В. С. Немчинова!) В. Н. Столетова отчислен из Тимирязевской академии, а 4 сентября исключен из партии.
Письмо в «Правду» после этой сессии не изменяет моей самой высокой оценки. В 1947 г. он был аналогом Дж. Бруно, теперь он стал аналогом Галилея. Взгляды его не изменились. Но работать по специальности ему не дали. Через некоторое время он стал профессором Ботаники сначала в Лесотехническом институте, а затем в Фармацевтическом институте. Там вместе с В. В. Сахаровым они «неофициально» учили генетике своих студентов.
В 1957 г. А. Р. Жебрак подал на конкурс на замещение должности зав. кафедрой Генетики МГУ и получил почти единогласную поддержку Ученого совета Биолого-почвенного факультета. Но бдителен был (не подберу эпитета!) В. Н. Столетов — главная опора, вместе с Презентом, Лысенко на сессии ВАСХНИЛ — виновник и инициатор травли и ареста академика Н. М. Тулайкова — посмевший уже в августе 1948 г. стать, вместо бесстрашного В. С. Немчинова, директором Тимирязевской академии. Столетов в это время был уже министром Высшего Образования СССР (чем подлее тем лучше для этого поста?) — и он отменил конкурс и сам (!) стал через год заведующим… кафедрой Генетики МГУ, по совместительству с обязанностями министра [4].
После падения Хрущева осенью 1964 г. и разоблачения Лысенко в начале 1965 г. А. Р. Жебрак мог вернуться к своим основным исследованиям. Но тут не выдержало его сердце — он скоропостижно скончался 20 мая 1965 г.
1. Неоценимую помощь при подборе материалов для этой главы мне оказал Эдуард Антонович Жебрак.