А вот фрагмент его письма к Н. И. Бухарину (из [11]):
«…Революция для меня — это действительно что-то ужасное по жестокости и насилию даже над наукой; ведь один ваш диалектический материализм по его теперешней жизненной постановке ни на волос не отличается от теологии и космогонии инквизиции…»
Я переписываю эти слова Павлова из [11] и мне становится «не по себе» — за такие слова расстрел был обеспечен. Давно прошли эти времена, но впитавшийся в подсознание страх оказывается еще не исчез…
В очерке о создателе ИЭМ принце Ольденбургском неоднократно упоминается И. П. Павлов. Он был почетным директором ИЭМ. Вот как пишет о жизни Павлова после революции Т. И. Грекова [7]:
«…Почетный директор ИЭМ нобелевский лауреат академик И. П. Павлов подал в Наркомпрос и в Совнарком РСФСР заявление с просьбой разрешить заграничную переписку и выезд за границу…» Управляющий делами Совнаркома В. Д. Бонч-Бруевич доложил о просьбе… В. И. Ленину… Ленин поручил Бонч-Бруевичу срочно… связаться с председателем Петросовета Г. Е. Зиновьевым, чтобы сделать все возможное для улучшения условий жизни и работы ученого. Кроме того, он попросил Бонч-Бруевича письменно известить академика Павлова о том, что советская власть высоко ценит его заслуги и обеспечит всем необходимым. В ответном письме… Павлов описал тяжелое положение ученых: болезни и смерти в результате истощения, уплотнение жилплощади, необоснованные аресты. Заканчивая он писал:
«Теперь скажите сами, можно ли при таких обстоятельствах, не теряя уважение к себе, согласиться, пользуясь случайными условиями, на получение только себе жизни „обеспеченной во всем, что только ни пожелаю, чтобы не чувствовать в моей жизни никаких недостатков" (выражение из вашего письма)? Пусть бы я был свободен от ночных обысков (таких у меня было три за последнее время), пусть я был бы спокоен в отношении насильственного вселения в мою квартиру и т. д. и т. д, но перед моими глазами, перед моим сознанием стояла бы жизнь со всем этим моих близких. И как бы я мог при этом заниматься моим научным делом?..»
В. И. Ленин, которому Бонч-Бруевич показал это письмо… вынес вопрос о помощи ученым на рассмотрение Совнаркома. В декабре 1919 г., в тяжелые для Советской республики дни постановлением Совнаркома «Об улучшении быта научных специалистов» была создана Комиссия по улучшению быта ученых — КУБУ. Возглавить комиссию поручили М. Горькому… В июне 1920 г. Ленин лично высказал председателю Петроградского исполкома Зиновьеву просьбу обеспечить Павлова всем необходимым «…в виде исключения предоставить ему сверхнормативный паек и вообще позаботиться о более или менее комфортабельной для него обстановке, не в пример прочим». Я бы подчеркнул тут «не в пример прочим» [8].
Прошло несколько лет. Наступил «Год великого перелома» с уничтожением крестьянства, борьбой «с меныыевиствующим идеализмом», массовыми арестами. Среди арестованных в 1929–1931 гг. «буржуазных спецов» было немало крупных ученых. В ИЭМ были арестованы: А. А. Владимиров, возглавлявший его с перерывами в 1918–1927 гг., заведующий химической лабораторией Отдела патофизиологии И. А. Обергард, микробиолог профессор О. О. Гартох. Правда, вскоре они были освобождены по ходатайству руководства института. Павлов, возмущенный гонениями, обрушившимися на интеллигенцию, писал председателю Совнаркома В. М. Молотову:
«Беспрерывные и бесчисленные аресты делают нашу жизнь совершенно исключительной. Я не знаю цели их (есть ли это безмерно усердное искание врагов режима, или метод устрашения, или еще что-нибудь), но не подлежит сомнению, что в подавляющем большинстве случаев для ареста нет ни малейшего основания, т. е. виновности в действительности» (Грекова из: Переписка академика Павлова с Молотовым, публикация В. Самойлова и Ю. Виноградова. Сов. культура 1989, 14 января).
Сколько лет в советской печати раскрашивали миф о полной лояльности и энтузиазме Павлова! И снова цитата из главы, написанной Грековой (С. 54):
«Павлов обвинял большевиков в догматизме, отстаивал свободу научных теорий и их независимость от политических взглядов, в силу объективного характера науки, возмущался классовым принципом приема в высшие учебные заведения. Он не верил в реальность мировой революции, подвергал сомнению объективную пользу революции, неизбежно влекущую за собой ужасы гражданской войны… свидетельство тому письмо наркому здравоохранения РСФСР Г. Н. Каминскому в 1934 г.» [9] (Соболь, Манн «Он не мог поступить иначе»). (Г. Н. Каминский (1895–1937) — Один из немногих, кто открыто выступал против политики массовых репрессий. Расстрелян в 1937 г., см. Мед. газ. 1988, 2 ноября.)