Биостанция была электрифицирована — работали дизели и аккумуляторная станция. И, как художественный символ, на берегу возвышался ветряк, построенный в надежде преобразования энергии ветра в электрическую. Лопасти ветряка минорно поскрипывали от ветра. Поразительно выглядели склады с разнообразным имуществом, слесарным и столярным инструментом, множеством прекрасных микроскопов, препаровальных луп, термостатов, компрессоров, одеял, сапог, телогреек и все в невиданном мною нигде более порядке: каждая вещь на определенном месте с записью в журнале и при строгом учете. Сверху из «водопроводного озера» была проложена система труб, по которым вода летом «сифоном» поступала вниз, на биостанцию. Около мастерской стояли трактор и бульдозер. Замечательны были печи во всех домах: они сохраняли тепло сутки и были очень экономичны.
Летом до сотни студентов — зоологов, биофизиков, палеонтологов, эмбриологов, ихтиологов, физиологов проходят бесценную практику — для этого есть все необходимое.
Это чудо нуждалось в анализе, в «сведении» его к обычным понятиям. Как это стало возможным? Заведомо без централизованного финансирования (МГУ не планировал тогда ББС, все силы уходили на оборудование новых зданий на Ленинских горах в Москве), в суровых условиях, на Полярном круге, без дорог, телефона и радиосвязи, при оскудении коренного населения — до деревни Черная речка, как и до станции Пояконда, через тайгу и болота около 15 км.
Летом хорошо — солнце почти не заходит, но с октября начинается мрак, а в ноябре, декабре, январе чуть выйдет солнце, лишь окрасит скалы на о. Великом лучами где-то там восходящего, но невидимого солнца. И снова темно и морозно. Полярные сияния над Великой Салмой. Шуршат и ломаются льдины, увлекаемые приливными и отливными течениями.
А пока директор своими руками не построил себе дом, они с Натальей Михайловной жили в дощатом «кубрике», где зимой, как бы ни топили маленькую печку с вечера, морозный иней с утра покрывал углы и стены.
Как это могло осуществиться в наших советских условиях?
Мы сейчас видим прошлое лишь в мрачном свете. Это неверно и несправедливо. Высокие идеалы романтиков и утопистов-революционеров зажигали души. Энтузиазм, самопожертвование — действительная причина побед и преодолений прошедших десятилетий. Насилие, беззаконие, каторга, расстрелы не могли уничтожить подъем духа, рожденного великими идеями. Эта двойственность общественного сознания, когда даже дети репрессированных родителей искренне верили в высокие идеалы грядущего коммунистического общества, — предмет для будущих исследований специалистов-психологов. А когда эта двойственность исчезла, Советский Союз и весь мир коммунизма распались.
Пройдет время. Мы осознаем все недостатки советской системы с ее несоответствием провозглашенным идеалам. Пройдет время, так устроены люди, мы будем ощущать недостаток идеалов, мечты «о светлом будущем», о справедливости, равенстве, братстве и счастье всех людей. Это были прекрасные мечты, и мы благодарны этим, пусть не оправдавшимся мечтам. Верно сказано: «Честь безумцу, который навеет человечеству сон золотой».
В строительстве Беломорской биостанции реализовался этот прекрасный романтический дух. Более того, я думаю, Николай Андреевич Перцов, комсорг и комиссар, российский интеллигент и исследователь в строительстве биостанции нашел способ воплощения своих идеалов. Здесь он был свободен. Здесь было братское содружество, место радостного и бескорыстного труда. За 33 года директорства Перцова в строительстве ББС участвовали многие-многие сотни людей. И сколько из них вспоминают об этом времени, как о самых светлых днях своей жизни. Здесь работали математики, физики, биологи, будущие инженеры — целый слой отечественной интеллигенции.
В споре о смысле понятия «российский интеллигент» нужно учитывать высокую патетику прошедших десятилетий. Это отнюдь не отвлеченный, беспомощный и неумелый мечтатель — российские интеллигенты оказались умелыми плотниками, электриками, бетонщиками, каменщиками, механиками, и это не убавляло их склонностей и профессионального уровня филологов, биологов, математиков.
Российские интеллигенты до революции полагали, что они «в долгу перед народом, который их кормит». Потребовалось много лет, чтобы они поняли — они такой же народ и кормят себя сами. В сущности, идеи революции созданы интеллигентами и рассчитаны именно на интеллигентных людей — людей, способных руководствоваться отвлеченными идеями. Альтруизм и бескорыстие — основа этих отвлеченных идей. Бескорыстные романтичные альтруисты, без сомнения, самые лучшие из возможных люди. Беда лишь в том, что «народные массы» руководствуются в повседневной жизни не такими идеями, а прозаическими эгоистическими потребностями. Трагедия и преступление большевиков в выборе насилия, как метода преобразования «эгоистов» в «альтруистов». Расстрелы и концлагеря в таких преобразованиях бессмысленны.