У нас в Подмосковье нет кальмаров. Приходилось ли Вам видеть огромных, похожих на молодых ужей, земляных (дождевых) червей, выползающих влажными ночами из земли в заросших травой лугах? Таких «выползков» ловят ночью, освещая фонарем травяные заросли. Их нервы тоньше, чем у кальмаров, но они достаточно толсты, чтобы вонзить в них стеклянные микроэлектроды. И недавний каторжник аспирант Борис Вепринцев изучает свойства мембран нервов брюшной цепочки дождевого червя, измеряет температурную зависимость биоэлектрической активности.
В 1961 г. в Москву приехал знаменитый исследователь Б. Катц. В Большой Биологической аудитории МГУ на его лекцию собралось множество любознательных студентов и осторожных преподавателей, сотрудников научных институтов. Переводил лекцию Вепринцев (он начал изучать английский сам еще до ареста и продолжал на каторге под руководством М. И. Казанина).
В перерыве в группе оживленных слушателей Тарусов пошутил: «Смотрите, как Вепринцев пропагандирует реакционное буржуазное учение…» Что почудилось Борису? Он не понял шутки, да она и не была безобидной. Еще исключали из университета студентов, восставших против Лысенко. Еще недавно было организованно мракобесное «дело сестер Ляпуновых» Ляли (Лены) и Туси (Наташи) дочерей Алексея Андреевича Ляпунова, организовавших у себя дома семинар по истинной генетике, когда подвергались гонениям студенты участники семинара Н. Воронцов, А. Яблоков, Ю. Богданов (см. главу 37).
И Борис взорвался. Он закричал, как в лагере, защищаясь: «Это ты сам меня назначил, ах ты…» Его успокаивали. Еще нужно было переводить вторую часть лекции. Оставаться на кафедре в МГУ он больше не мог ни минуты. Присутствовавший там Лев Петрович Каюшин, зам. директора Института биофизики Академии наук, сказал: «Иди к нам>». Так было положено начало лаборатории Вепринцева.
Голоса птиц
В тюрьме, в лагере, в неволе узнику видится свобода — весенний лес, пение птиц. Давно-давно, до войны, на заседании КЮБЗа замечательный человек, ученик и последователь Кольцова, биофизик и орнитолог, тончайший знаток жизни птиц, профессор Александр Николаевич Промптов (1898–1948) говорил о важности записи и анализа птичьего пения. Зоологи записывали пение птиц условными звукосочетаниями: «зиззи — вер>»… С тех пор и в неволе, и на свободе Вепринцев мечтал о реализации магнитной записи голосов птиц.
Он так писал об этом:
«…книга [Промптова] „Птицы в природе“ впервые была издана в 1937 г. Многие поколения советских орнитологов воспитаны на ней и до сих пор находятся под ее влиянием… В 20-х годах Промптов пытался использовать нотную запись птичьего пения. В его книге имеется глава, посвященная определению птиц по их пению и классификации песен. Промптов интересовался отношениями между врожденными и приобретенными формами поведения и исследовал их на примере гнездования и пения птиц… В 1939–1940 гг. Промптов начал записывать пение птиц, используя машину для записи звука на мягкие диски, сделанные из рентгеновской пленки…
Весной 1940 г. А. Н. Промптов прочел лекцию в Зоологическом музее МГУ о научном использовании голосов птиц. Я был на этой лекции, и все что я видел и слышал тогда, с тех пор с кристальной ясностью стоит у меня перед моими глазами и в моем сознании. Мне было тогда 12 лет, я был принят в КЮБЗ и интересовался главным образом рыбами и птицами. Московский зоопарк был тогда тесно связан с Московским университетом. Нас, членов КЮБЗа, всегда приглашали в университет на зоологические сборища. Но тот доклад Промптова запомнился всем нам. В конце выступления он проиграл три пластинки Людвига Коха с пением диких птиц в природе и свою собственную запись восточного соловья. Это было потрясающе. В глубокой тишине огромного зала Зоологического музея раздавалось кукование кукушки, напоминающее флейту пение черного дрозда и хохот зеленого дятла. Особенно поразило громкое пение соловья, записанное Промптовым. Это был новый мир, вызывающий сильное свежее ощущение. С этого самого вечера звучание в резонирующем пространстве музея этих записей, связанных с именами Л. Коха, Е. Н. Никольского, Дж. Хаксли, А. Н. Промптова, горит как огонь в моем сознании.