Верна ли идея, при всей ее жестокости? В самом ли деле искореняются гордость, революционный дух, свободолюбие, верность семье и своей Родине, если воспитывать таких детей вне семьи? Бывает по-всякому. Вопрос в том, в каком возрасте взять ребенка из семьи.
Есть ужасный советский опыт. Массовые аресты в СССР в «1937 г.>», когда арестовывали обоих родителей. Тогда были созданы специальные «команды» (обычно из активных комсомольцев) по «отлову» остающихся детей. Их забирали и помещали в специальные детские дома. При этом выполняли указание: разлучать братьев и сестер, давать им новые и разные имена и фамилии — чтобы они ничего не помнили. Так вот, уже 7-летние дети никогда не забывают свое прошлое и сохраняют (даже не сознавая этого) нравственные оценки и реакции, заложенные в семье. И знаю я это тоже не понаслышке, а из опыта жизни в детдоме и знания судеб многих таких детей. (Я вернусь к этой теме в очерке о Э. С. Бауэре и его детях).
Альфонс Леонович Шанявский, представитель древней польской аристократии, родился 9 февраля 1837 г. В этой аристократической семье взрослые уделяли большое внимание воспитанию и обучению детей. Главой рода Шанявских в то время, по-видимому, был архиепископ Иосиф Шанявский [8]. В молодости он принимал участие в освободительной борьбе, был активным участником восстания 1794 г. Но к старости стал ретроградом, начальником цензурного комитета, религиозным деятелем, преследовал свободомыслие. Для образования и воспитания мальчиков из рода Шанявских он организовал специальную «коллегию», куда и отдали юного Альфонса. Возможно опыт спартанской (?) жизни в этой коллегии облегчил дальнейшую судьбу этого мальчика.
Альфонс был отнят от семьи, вывезен в Россию и помещен в детский кадетский корпус в Туле.
Можно полагать, что это было совсем не похоже на современные детские дома. Детей хорошо учили, одевали, кормили, но знаем мы об этом очень мало. Л. А. Шанявская: «…к счастью, заведение это оказалось тогда так хорошо и образцово обставленным и мальчика способного и замечательно красивого так пригрели и обласкали, что он до конца своих дней не мог вспоминать без умиления своего Тульского корпуса, его директора и особенно учителя русского языка. „Там, — говаривал он, — меня с ранних лет научили любить многое русское“» (см. [6,9,10,23–25]).
После окончания «курса малолетних» Шанявского перевели в Орловский кадетский корпус, а затем в Константиновское военное училище в Петербурге. Альфонс отлично учился. Константиновское училище он окончил первым (первым — по успехам в учебе) — его имя было занесено на мраморную доску. Из училища Шаняв-ский, как тогда говорили, «вышел в гвардию» — в привилегированный Егерский полк. Вскоре он поступил в Академию Генерального штаба, которую окончил тоже первым, и также его имя было занесено на мраморную доску.
Лидия Алексеевна Шанявская
Л. А. Шанявская: «Академия Генерального штаба стояла тогда очень высоко; под влиянием 1860-х годов, когда было всеобщее стремление к просвещению, в Академии читались дополнительные сверхкомплектные курсы профессорами Университета, и сами офицеры ходили в Университет на лекции, а по воскресеньям была устроена воскресная школа грамотности для обучения желающих — поэтому жизнь шла живо и весело».
Это было, как отмечено выше, время накануне возрождения России, освобождения крестьян, и Шанявский, наряду с учением в Академии, слушает лекции в Петербургском университете.
По окончании Академии в мае 1861 г. он (как «первый») принят на службу в Генеральный штаб и вскоре произведен в полковники. Блестящая карьера Шанявского была в значительной мере связана с покровительством нового военного министра, замечательного человека, генерал-фельдмаршала графа Д. А. Милютина (см. главу 1).
Министр поручает Шанявскому ответственную работу в Генеральном штабе по рекрутскому набору в России. Но петербургский климат, слабое здоровье — туберкулез, кровь горлом — и генерал Шанявский по настоятельной рекомендации врачей уезжает продолжать службу в Восточную Сибирь. Его приглашает генерал-губернатор граф Муравьев-Амурский: идет освоение новой российской территории — амурского края. 10 лет в Сибири. В постоянных разъездах и экспедициях «в седле» — болезнь отступает. Это были лучшие годы его жизни. Его (поскольку здоровье улучшилось) вызывают в Петербург. Он участвует в законодательной работе по воинской повинности в казачьих войсках. Но снова резко ухудшается здоровье, и он 38-ми лет от роду уходит в отставку в звании генерал-майора и уезжает в Сибирь как частное лицо.