Сотрудники лаборатории, ранее писавшие письма в КГБ, теперь охотно сообщали свои претензии серпуховским следователям.
Затравленный Белоярцев еще 14 ноября написал письмо Иваницкому:
…На протяжении последних шести месяцев сотрудники Серпуховского отделения госбезопасности буквально третируют работников лаборатории, дискредитируя в глазах коллег как поставленные перед лабораторией научные задачи, так и руководителя лаборатории и института. …Деятельность Серпуховского КГБ буквально парализовала работу лаборатории и вызвала в Пущино самые невероятные скандальные слухи… Начиная с сентября с. г. сотрудники моей лаборатории время от времени вызываются в органы КГБ… Беседы длятся по нескольку часов. Эти обстоятельства, а также тон бесед, в ходе которых выдвигаются некомпетентные, но страшные обвинения в проведении опытов на людях (!!!), держат моих сотрудников в состоянии страха и паники!.. У Г. А. Азизова изъяли и до сих пор не вернули рабочие журналы, а первую беседу начали с того, что обвинили молодого врача… в проведении опытов на людях! Г. А. Азизову было также сказано, что тему по искусственной крови он будет продолжать, но «…руководителя этой работы уберут»…
12 ноября сотрудник Серпуховского КГБ С. Б. Гюльазизов, потребовал (!), чтобы он (Маевский) принес ему рабочие журналы лаборатории медицинской биофизики. …На просьбу Е. И. Маевского дать расписку за изъятые журналы, Гюльазизов ответил отказом… Вызывает удивление, что сотрудник КГБ С. Б. Гюльазизов и его коллега не брезгует даже клеветой для выполнения своей миссии.
Мне непонятно, на каком основании Серпуховский КГБ может прибегать к подобным методам «проверки» научных исследований! Даже если и допустить, что сотрудники Серпуховского КГБ считают себя более компетентными, чем комиссия Минздрава… какие правовые нормы дают основания тов. Угарову, Гюльазизову, другим сотрудникам КГБ г. Серпухова и бывшему сотруднику КГБ
В. В. Ледневу дискредитировать меня, моих сотрудников и нашу работу…
В этих условиях я вынужден приостановить работу и просить Вашей помощи.
Руководитель лаборатории медицинской биофизики
14.11.85 профессор Белоярцев Ф. Ф.
Серпуховская прокуратура потребовала от Иваницкого, чтобы он «на время проведения следствия» отстранил Белоярцева от заведования лабораторией. И … он сделал это!
Иваницкий понимал, что действительной мишенью инстанций и органов является именно он, а Белоярцев попал под удар из-за него. Он хорошо помнил яростный крик Ю. А. — «Я тебя посажу!». Болезнь сделала Ю. А. особенно нетерпимым. А тут директор Пущинского центра, его недавний друг Генрих Иваницкий не только имеет собственные мнения по ряду вопросов, но еще и резко возражает против распоряжений вице-президента. Для Ю. А. такое поведение было непривычно. Угроза «посажу!» была вполне реальна. Сфабриковать «дело» ничего не стоило. Высокие посты, лауреатство — Государственная и Ленинская премии Иваницкого — только разжигали охотничьи страсти «органов» — тем эффектней «разоблачения». У них был опыт «дел врачей»…
И все же отстранение Белоярцева было проявлением слабости, не должен был Иваницкий подчиняться этим незаконным требованиям. Понял он это только после смерти Белоярцева.
Ученый совет 28 ноября вызвал у меня чувство успокоения. Достижения были столь очевидны и значительны, что множество второстепенных вопросов можно было отложить на последующее изучение. Препарат предназначался для применения в экстремальных ситуациях, — когда вопрос идет о жизни и смерти. Отдаленные последствия в таких случаях менее существенны. И, тем не менее, вопрос об этих последствиях выяснялся. Около двух лет исследовали в киевском Институте онкологии им. Кавецкого возможную канцерогенность препарата. Ее не оказалось. Нужно было продолжать работу по многим другим направлениям.
Я не пишу здесь обзор работ по перфторуглеродам в мировой литературе. Нет у меня возможности детально анализировать все качества различных перфторпрепаратов бывших в то время у нас и в других странах. Меня интересует здесь лишь нравственная ситуация в научном сообществе в последние годы существования СССР. Чрезвычайная подчиненность науки партийному руководству и госбезопасности. Полная (или почти полная) готовность академических кругов принять эту подчиненность. С особой силой все это проявилось после гибели Белоярцева.