Наверное, в VIII веке, с Юга, от Прикарпатья, теснимые воинственными кочевыми племенами, в эти приокские леса пришли славяне — высокорослые, мощные, но не воинственные люди. Они были земледельцами. Они стали выжигать лес и засевать «освободившуюся», удобренную золой от сожженных деревьев, землю привезенными с собой семенами пшеницы. В суровых условиях пшеница росла плохо, а засорявший ее сорняк — рожь — хорошо. Стали сеять рожь. Ржаной, черный хлеб замечательно питательный, стал национальной пищей этих народов — смешавшихся славянских и угро-финских племен. Теперь здесь могли прокормиться многие тысячи людей. Росло население. Расширялись поля и пастбища. Земля быстро истощалась. Приходилось выжигать все новые участки. Так были почти полностью уничтожены широколиственные леса. А на истощенных и заброшенных полях выросли деревья — сорняки — береза и осина. Прекрасная белоствольная береза — символ страны — растет на месте гибели коренных лесов, в память истории прежних столетий [1–3].
На открытых полях и лугах быстро тает снег в лучах весеннего солнца. Мощными потоками, промывая овраги и балки, стекает он в Оку. Начались весенние разливы. Разливы смыли прибрежные слои земли и уничтожили почти все следы прежних поселений людей. Не осталось бесценных для археологов остатков поселений каменного века. Обнажились чистые песчаные пляжи. Среди новых пейзажей, новых берегов с небольшими участками уцелевших древних широколиственных и хвойных таежных лесов, мимо светлых березовых рощ и поросших высокой травой пойменных лугов течет новая Ока — река моего детства и всей жизни.
Ока, в самом деле, протекает через всю мою жизнь. Весна 1939 г. — мы живем в Калуге уже несколько месяцев. Зимой было не заметно, что наша улица спускается к реке — все было в снегу. Ярким весенним днем там внизу по ярко синей воде, как казалось прямо поперек улицы, медленно поплыли сверкающие льдины — река тронулась! — лед пошел! Светло-желтый, почти белый кварцевый песок пляжей и отмелей, мелкие рыбки, веером разбегающиеся на отмелях от хищников, — судаков, окуней, щук, и особый сливающийся в журчание шум — плеск волн, радостные крики купающихся и шлепанье по воде лопастей колесных пароходов, Солнце, отраженное от изломов и неровностей воды — от блеска лучше закрыть глаза…
В июле 1941 г. наша мать достала нам с братом путевки в пионерский лагерь — на Оке, на 200 км ниже по реке, за Серпуховым. Это было старое помещичье имение в деревне Сенькино, на высоком правом берегу реки. Большой старый дом — усадьба, окруженный парком и замечательным лиственным, «дославянским» лесом — старые деревья — липы, клены, дубы возвышались над разнообразным кустарником. Крушина, бересклет, жимолость, рябина, черемуха — и все с волшебными запахами, запоминающимися на всю жизнь. А дальше от берега, на юг, поля и луга, перемежаемые березовыми рощами. Высокие цветущие травы. Зайчата, замирающие в траве — чтоб не видели. Ящерицы, согретые июльским солнцем, на опушках. Синие и зеленые стрекозы над водой…
Шел второй месяц ужасной войны. В глубине страны, в самом центре России еще казалось это нереальным и дальним. 22 июня началась война. Через три дня немцы заняли Минск, горели города и села, истекали кровью, сражаясь, наши красноармейцы. Тысячи и тысячи, захваченные врасплох, попали в плен. Слезы заливали страну. Вал несчастья и гибели шел на нас с Запада. Мы не ощущали это. Бодрые юные пионервожатые водили нас по полям и лугам. Мы пели патриотические песни о силе и мощи Красной Армии:
«Когда нас в бой пошлет товарищ Сталин и первый маршал в бой нас поведет!..»
Мы гордились нашими славными сталинскими соколами — летчиками:
«Все выше, и выше, и выше стремим мы полет наших птиц…»
Аккомпанировал на аккордеоне не старый еще человек, в детстве потерявший зрение от оспы…