В завещании Шанявского оговаривалось, что если до 3 октября 1908 г. Университет в Москве не будет открыт, все средства поступят в пользу Женского медицинского института в Петербурге. Министр Кауфман направил дело теперь уже в Государственную думу на слушание 25 января 1908 г. 15 мая 1908 г., после ряда исправлений, новое слушание в Госдуме.
Нам кажутся гротеском описания парламентских заседаний в литературных произведениях. В знаменитых кинофильмах — трилогии Г. Козинцева и Л. Таубер-га: «Юность Максима», «Возвращение Максима», «Выборгская сторона»; и дилогии М. Ромма: «Ленин в Октябре», «Ленин в 1918 г.» — есть сцены заседания Государственной думы. Кричат, топают ногами, свистят господа депутаты от правых партий. Пламенно благородны ораторы от прогрессивных партий. Ну, ясно же — соцреализм — не может так быть на самом деле! Чтоб так вели себя взрослые приличные люди… Может так быть. В библиотеке Московского Университета (она, почему-то — имени Горького…) сохранились многие замечательные книги [7].
Там есть стенографический отчет о заседании Государственной думы 3 июня 1908 г. В нем приведены слова председательствующего Н. А. Хомякова: «…Я предупреждаю некоторых членов Гос. думы, что в течение этого заседания нередко до моих ушей доносятся такие слова, которые меня заставляют сделать предложение Гос. думе о применении некоторого параграфа, причем не постесняюсь назвать тех членов, которые свое естественное и понятное чувство раздражения не могут облекать в более приличную форму…» — какое изысканное выражение чувств председателя! И какая совершенная стенограмма! — у читателя иллюзия присутствия на заседании…
Выступили около 20 депутатов, и большей частью против. По всему ходу заседания казалось, что дело проиграно. Уж очень убедительны были консерваторы — «правые». Какое красноречие, или, как любили тогда выражаться, «элоквенция»!
Вот выступает крайне правый Марков 2-й:
«Та роль, которая выпала на долю нас, правых, роль, которая многим может показаться ролью гасителей духа, гасителей просвещения, крайне неприятна и несимпатична. Но мы гордимся тем, что мы не разыгрываем симпатичные, выигрышные роли. Это наше достоинство. Мы высказываем те убеждения, которые выносили в своем мозгу и которые считаем необходимым доводить до сведенья народа, общества, избирателей и Гос. думы…». И далее: «…Короче говоря, та полицейская точка зрения, о которой говорили с таким пренебрежением и презрением, необходима. Необходимо государству с полицейской точки зрения наблюдать за тем, что его подданные затевают. В этом нет решительно ничего дурного, стоять на полицейской точке зрения есть обязанность правителя…»
Не просто красноречив, но почти пророчески умен монархист, ярый реакционер Пуришкевич: «…Революционные партии захватили народные школы…, и не пройдет и нескольких лет, как революция повторится» (до Февральской революции осталось менее 9 лет!). «…Армия из народных масс — а теперь стремятся революционизировать эти массы, которые оставались верны Православию, Самодержавию и Русскому народу (аплодисменты справа)… Если мы санкционируем почин Шанявского, то разрушим в конце концов Россию! (шум слева, возгласы „долой!“, звонки председателя)».
Выступления за принятие положительного решения в самом деле благородны и также убедительны. Но при чтении стенограммы кажется, что они не производят впечатления на депутатов. Может быть, лучше прочего услышали депутаты напоминание о том, что 3 октября деньги из Москвы уйдут в Петербург? Так или иначе, но проголосовали «за».
Реакционные газеты сообщили об этом решении заголовками: «Еврейский университет», «Шездо польской крамолы в Москве, сердце России», «Оплот кадетской пропаганды».
Положительное решение Госдумы было утверждено 16 июня 1908 г. на заседании Государственного совета, где, как обычно, выделился своей блестящей речью А. Ф. Кони. Мне очень хотелось понять, чем убедил А. Ф. Кони членов Государственного совета, какие особенности его речи ответственны за ее эффективность? Это ведь литературный штамп — «блестящая речь Кони».
Вот некоторые выдержки из этой речи: [12]
«Надо ли говорить вам, господа, которые призваны вскрывать и врачевать наши долголетние общественные раны, что одно из главных несчастий нашей родины есть темнота народа, есть невежество общества. Эта темнота и невежество опасны не только потому, что ими оставляются без развития, без широкого полета удивительные дарования русского народа… Темнота и невежество отличаются двумя свойствами: отсутствием способности сомневаться и вследствие этого самонадеянностью. Мы все знаем, как в горькие годы нашей исторической жизни вредили нам это отсутствие способности сомневаться и наша самонадеянность! Разве мы не видим и теперь вокруг себя, в минуты переживаемых испытаний, что даже среди русского, так называемого образованного общества, распространено удивительное незнание по части элементарных сведений об устройстве государства и о его функциях, об отдельных проявлениях государственной жизни, о задачах ее, о заветах и уроках своей собственной истории? Все это спутано, сумбурно, воспитывается какими-то случайными брошюрами, разговорами в гостиных…