Глава третья
Классовая борьба
Период феодальной раздробленности характеризуется заметным обострением классовой борьбы крестьянства против феодалов в разных частях Руси. Не раз совместно с крестьянами выступала и городская беднота. Однако борьба эта носила стихийный, местный характер. Формы борьбы были весьма разнообразны: от умышленной порчи господского инвентаря и истребления скота до поджогов имений, убийства княжеских администраторов и, наконец, открытых восстаний. Эта борьба нашла некоторое отражение в памятниках юридических и публицистических, княжеских и дворянских, боярских и церковных. В оценке классовой борьбы все они были единодушны, зачастую рассматривая её как «татьбу» (воровство) и «разбой» — тягчайшие преступления против существующего «порядка». Феодалы подавляли выступления крестьян с помощью разветвлённого аппарата власти и силы законов, которые обрушивали на крестьян «поток и разграбление», убийство на месте, избиение и штрафы.
Распространённой формой крестьянской борьбы оставались побеги. Статьи о выдаче беглых крестьян неоднократно встречаются в договорах Новгорода с великими князьями; выдачу беглых крестьян предусматривали и договоры с Литвой; о выдаче холопов говорит договор Полоцка с немецким Орденом.
В Новгороде холоп епископа Луки по имени Дудика «бежа в немци», после того как в чём-то уличил своего господина, а тот, с трудом оправдавшись, учинил с ним зверскую расправу, «урезаша ему носа и обе руце»[93].
И в то далекое время эксплуатируемые разных стран находили общий язык в борьбе с угнетателями. О том свидетельствует такой красноречивый пример, относящийся, правда, к несколько более раннему времени. Житель Руси Моисей Угрин, попавший в руки польского короля Болеслава и уведённый им в Польшу в качестве пленного — раба, терпел большие невзгоды при дворе одной польской боярыни. Но он сумел сблизиться с некоторыми из польских холопов, и они «в тайне подаваше ему пищу», а когда в Польше вспыхнуло крестьянское восстание и крестьяне «сию жену убиша», то Моисей получил свободу и вернулся на Русь[94].
Некоторые статьи «Русской Правды» были направлены на борьбу с побегами крестьян-«закупов», холопов; холопов карали за побег по усмотрению господ, а лично зависимых крестьян превращали в холопов[95].
В публицистике того времени можно найти черты, характеризующие положение бедняка в феодальном мире, где по словам Даниила Заточника, «богат возглаголеть — вси молчат и вознесут его слово до облак; а убогий возглаголеть — вси на нь кликнуть». Даниил знал, что такое работное ярмо, так как, по его словам, сам некогда «под работным ермом пострадах» и понял, что горьки «работные хлебы», как полынь.
Из взаимных обличений идеологов отдельных групп феодалов можно почерпнуть некоторый материал о положении трудящихся. Игумен Феодосий, выставляя церковников в качестве «благодетелей» народа, говорил киевскому князю, что княжеские холопы «многажды же и биеми суть от приставник…»[96]
Даниил Заточник понимал, что на протест народ толкает прежде всего нужда, что «лепше смерть, нежели продолжен живот в нищете»[97]. Но Даниил — дворянин и твёрдо уверен в незыблемости своего класса и его основы — крепостничества; как бы ни был «горделив» и «буяв» холоп, но «укору ему своего не избыти: холопья имени».
Социальная демагогия была равно присуща всем группам господствующего класса, поэтому и Даниил, как сторонник княжеской власти, превозносил «смердолюбие» «хороших» князей, противопоставляя их боярской знати. Подобным же образом ещё Владимир Мономах в «Поучении» старался показать своё мнимое «смердолюбие»: он-де не давал смерда «сильным обидети», с посадниками не считаясь, «сам творил, что было надобе», — а что именно было «надобе», видно из Пространной Правды (одним из составителей её был Мономах), в которой немало внимания уделено борьбе с крестьянскими побегами, «татьбой», «поджогами» и «разбоем».