– Эти трое обвиняются в нападении на одного из наших братьев с намерением его погубить! – сказал один из старейшин.
Впечатленные этим торжественным ритуалом, три студента стояли, молча опустив головы. Зачитали обвинительный акт. Потом Паслигур спросил, обращаясь к Бодмеру:
– Зачем вы пытались убить нашего брата Бальтазара Кобера?
– Мы хотели не убить его, а только напугать.
– А зачем хотели вы его напугать?
– Чтобы хорошенько его проучить.
– А зачем вы хотели его проучить?
Бодмер поднял злобный взгляд:
– Потому что он утверждал, будто разговаривал с ангелами. Он богохульствовал!
Паслигур обратился к Бальтазару, сидевшему впереди одной из колонн, и спросил:
– Это правда, будто ты утверждал, что разговаривал с ангелами?
Наш друг выпрямился.
– Достойнейший Паслигур, это Иосиф Бодмер похвалялся этой привилегией. К тому же он обвинил меня в том, что я получил свои дипломы по протекции, а также в том, что я еврей!
– Это неправда! Это неправда! – в один голос заявили все три студента.
– А потом, – добавил Иосиф Бодмер, – он направил на меня свою лошадь и сделал это так искусно, что я вылетел из седла и долго лежал на земле бездыханный. Разве это не правда?
– Когда моя лошадь услышала, что ты похваляешься, будто разговаривал с ангелами, я не смог ее удержать, – отвечал Бальтазар. – Она вздыбилась на тебя. Это правда.
– Вы же видите, он сумасшедший, – воскликнул Иосиф Бодмер. – Как будто лошадь способна понимать, что я говорю или не говорю!
Тогда поднялся Каммершульце и попросил слова:
– Иосиф Бодмер, а правда ли, что вы желали снять для себя комнату в гостинице под Гусем и Рашпером?
– Это правда.
– Не правда ли также, что, не получив там комнаты, вы сильно разгневались?
– Я посчитал несправедливым, что этот жиденок имеет право на комнату, а меня, сына банкира Бодмера, отправили в университетский дортуар.
– Итак, вы повторяете свое утверждение, – сказал Каммершульце. – Вы полагаете, что Бальтазар Кобер – еврей. Исходя из этой посылки, вы делаете вывод, что он стоит ниже вас.
– Но ведь я христианин! Я не убивал Сына Божьего! – воскликнул Иосиф, вскакивая с места.
В рядах братьев послышался ропот. Паслигур встал:
– Обвиняемый Бодмер, и вы, господа, я призываю вас подумать о спасении вашей души. Вы должны будете поклясться на Священном Писании под страхом самых ужасных мук ада, что будете говорить правду и только правду. Положите руку на Библию и клянитесь!
Трое обвиняемых вытянули правую руку и поклялись спасением своей души, что скажут правду.
– Тогда отвечайте, – продолжал Паслигур. – Правда ли, что Бальтазар Кобер хвастался перед вами, будто у него были беседы с ангелами?
Три студента молчали. Паслигур повторил вопрос и попросил ответить на него самого младшего из троих.
– Я не могу этого подтвердить, – после продолжительного молчания сказал студент. – Меня там не было, когда он богохульствовал.
– И меня тоже, – быстро ответил второй студент.
– А что скажете вы, Иосиф Бодмер?
Сын банкира какое-то мгновение колебался, потом, вскинув голову, решительно и как бы с вызовом ответил:
– Я клянусь бессмертием своей души, что этот жиденок уверял, будто он беседовал с ангелами!
Бальтазар перекрестился и поцеловал кончик своего большого пальца. Несчастный Бодмер стал клятвопреступником. Тогда наш друг поднялся и подошел к нему.
– Умоляю тебя, не отдавай свою душу на вечные муки! Я прощаю тебя!
Бодмер пожал плечами:
– Мне не надо твоего прощения!
И он плюнул Коберу в лицо.
Тогда поднялся Фридрих Каммершульце и сказал:
– Иосиф Бодмер, вы считаете богохульством, когда человек признается, что беседовал с ангелами, – в том случае, если он взаправду с ними беседовал? Это недостаток сдержанности и скромности, это гордыня, но уж во всяком случае не богохульство. Разве человека убивают кинжалом за то, что он был недостаточно скромен?
Иосиф Бодмер начал кричать:
– Это западня, это издевательство над правосудием! Где это слышано, чтобы на суде несли такую околесицу?
Каммершульце спросил:
– Верите ли вы в существование ангелов, да или нет?
– Мне ничего о них не известно, – пробормотал Бодмер.
– И вы хотите нас убедить, что желали проучить Бальтазара Кобера, защищая ангелов, о которых вам ничего не известно? Вы действовали из зависти. Вы завидовали дружбе, которой я его удостоил. Но вы не знали того, кому вы завидовали; вы не знали, что он не принадлежит вашему миру, Иосиф Бодмер, что он совершенно неспособен лгать. И вот вы преступили клятву, и к тому же уличены в том, что пытались убить одного из наших самых драгоценных, самых любимых братьев. Позор вам! Я оставляю на усмотрение трибунала вынести вам приговор!
Он сел.
Два других студента упали на колени и закричали:
– Сжальтесь над нами! Все, что мы делали, мы делали по указанию Бодмера! Это правда, что он завидовал Бальтазару. Что касается ангелов, так это он хвастался…
– Подлые трусы! – завопил Бодмер. – Вы сами – грязные жиды!
И он сорвался с места, словно пытаясь убежать, что было невозможно, так как дверь была закрыта на ключ. Два вестника вынудили его возвратиться на свое место и сесть.
Слово взял Паслигур:
– Учитывая, что вы признаны виновными в нападении на нашего брата Бальтазара Кобера с намерением ранить его или даже убить, суд выносит такой приговор: вы получите, вы, Иосиф Бодмер и два ваших сообщника, тридцать ударов кнутом и с завтрашнего дня будете переданы светскому правосудию города, которое установит вам добавочное наказание, каковое покажется ему надлежащим. С другой стороны, вы Иосиф Бодмер, будучи уличены в клятвопреступлении при свидетелях, будете переданы в руки церковного правосудия, чтобы оно выбрало вам наказание, соответствующее тяжести вашего проступка.
Трибунал святого Жиля, как и все корпоративные трибуналы, имел привилегированное право требовать предварительного наказания, и оно складывалось с наказаниями, которые впоследствии могли наложить суд светский и церковный.
«Вот это, я понимаю, хорошо сделанная работа! – сказал грубый голос, когда вечером того же дня Бальтазар укладывался спать. – Благодаря тебе этот Бодмер отныне подчиняется мне. Прими мои поздравления и благодарность. Никто не льет столько воды на мою мельницу, как эти ревностные слуги Бога!»
Бальтазар обернулся и узнал того, кто в Бамберге принес ему кошелек с «деньгами горшечника», Джонатана Абсалона Варлета.
На нем был черный костюм и красные чулки.
«Уходи!» – сказал юноша и сделал вид, что ложится спать.
«Потише! – отвечал ему незваный гость. – Ведь только благодаря золоту, которое я принес, ты смог напечатать свое сочинение. Не забывай об этом, я тебя прошу!»
«Уходи!» – повторил Бальтазар, и на этот раз он подошел к двери и отворил ее на всю ширину.
«Ты пожалеешь, что поступил со мной так дерзко, – сказал Варлет. – Среди хорошо воспитанных людей принято быть повежливее. Ты принадлежишь к одному лагерю, я – к другому. Разве это причина, чтобы ссориться?»
«Уходи!» – повторил Бальтазар в третий раз.
«Очень жаль, – небрежно бросил Варлет, направляясь к двери, – а я-то думал, ты захочешь выкупить душу этого милейшего Бодмера!»
«Он ее выкупит!» – сказал Бальтазар.
«Поздно…»
«Пока человек жив, надежда остается. Он ускользнет от тебя».
Варлет расхохотался.
«Бедняга… Ничтожный угодник Бога… Поздно, говорю я тебе! Но позови меня, когда ты изменишь мнение, а это, кстати, случится очень скоро».
И он ушел.
Но едва только юноша улегся в постель, как в дверь постучали.
– Брат Бальтазар! Случилось нечто ужасное… В погребе…
Встревоженный криками, появился Каммершульце. Вдвоем они спустились в погреб, где держали узников. Иосиф Бодмер зарезал двух своих сообщников ножом, который он нашел неизвестно где. Потом он повесился.
Бальтазар был убит этой трагедией. Он нисколько не сомневался, что это месть Джонатана Абсалона Варлета. Что касается Каммершульце, он сразу же понял, в какие обстоятельства поставило их это событие. Так как на трибунале святого Жиля не присутствовал никто, кроме вестников, их можно было обвинить теперь в том, что именно они подтолкнули трех студентов к этой крайности. Алхимик чувствовал, что в какой то мере несет ответственность перед ректором Эбергардом Оппенгеймером и перед отцом Иосифа, банкиром Бодмером. К тому же недоброжелатели могли додуматься и до того, что вестники сами расправились с узниками и потом прикрылись мнимым самоубийством Бодмера.