Вторая битва с Юзут-Арх
Кто горя не знает - в веселье живет.
У Алтын-Теека в юрте народ.
С восхода солнца до вечерней зари
Сидят за столами богатыри.
Хозяйке Хан-Хыс много хлопот -
То новые яства гостям подает,
То песни веселые им поет.
И вдруг увидела впопыхах
Дочку любимую Хан-Чачах.
"Почему ты, как снег, моя дочь, бела?
Зачем ты из юрты средь ночи пришла?"
Слезы у дочки из глаз полились:
"Мать дорогая, Алып-Хан-Хыс,
Душу мою страданье теснит -
Килин-Арх без дыханья лежит,
Похолодела грудь у нее,
Окаменело лицо ее".
Хан-Хыс пошатнулась от этих слов.
В висках у нее застучала кровь.
Подойдя к Албынжи, не может сказать,
Слова не может ему прошептать.
Тревога мелькнула в лице Албынжи:
"Алып-Хан-Хыс, скорее скажи!
Нежданное вижу в твоих глазах,
Горе или радость в твоих словах?"
И так прошептала ему Хан-Хыс:
"Сын мой желанный, мужайся, крепись,
Тяжкое горе в моих словах:
Крепко уснула твоя Килин-Арх,
Похолодела грудь у нее,
Окаменело лицо ее".
...От топота мелко земля дрожит -
Албынжи в свою юрту стремглав бежит,
Бежит с побледневшим, страшным лнцом,
С сердцем, горящим ужасным огнем.
Он полог откинул поспешной рукой.
Лежащая скрыта кромешной мглой.
Тогда он на ощупь приблизился к ней.
Почувствовал - тело льда холодней...
Албынжи подушку рукой приподнял
И страшно зубами заскрежетал.
Нежданное горе он увидал:
Вместо посоха - стебель сухой,
Вместо шарика - войлочный клок.
Гордой поник Албынжи головой,
Горя в душе утаить не смог,
Горячей слезы не смог удержать,
Со стоном глухим повались на кровать.
...Горьких шесть дней, шесть ночей прошло.
Гордо на небе солнце взошло.
Новый день, новый час настал -
Вдруг пошатнулся крутой перевал.
Богатырский голос сверху гремит,
Так что колется крепкий гранит,
Из трещин сыплется каменный град,
Ломаясь, гулко деревья трещат.
"Эй ты, кичливый мудрец Албынжи,
А ну-ка, смекалку свою покажи!
Без шарика ты трусливым стал.
А ну-ка, взберись на крутой перевал!
Важные есть у меня дела -
Отцовский скот я делить пришла!"
Дверь юрты раскрыв поспешной рукой,
Взглянул Албынжи на тасхыл крутой.
Много он недругов увидал.
На Хара-Хулате отца узнал.
Сидел Хулатай, помутненный умом,
Странный наряд одет на нем.
Слились в нем величие и простота,
Весь он двуличие и темнота.
А рядом с ним, высок, как гора,
Сидел сын Чил-Хары - Пилен-Тара,
А слева страшилище злое сидит -
Один бок белизною покрыт,
Другой бок чернотою блестит.
Узнал Албынжи, осилив страх,
В жутком чудовище дочь Юзут-Арх.
Он быстро надел боевой наряд -
На панцире пуговиц длинный ряд.
Стан обтянул пояс тугой,
Голову прикрыл пёрик стальной.
...Сказал Албынжи: "Меч булатный мой,
Настало время идти нам в бой!
Смелыми будьте, мои друзья!
Теперь отступать пред врагом нельзя!"
Так он близким друзьям сказал
И на тасхыл, торопясь, зашагал.
На карем коне Тюн-Хара могучий
Полетел за другом черною тучей,
А сзади мчался Алтын-Теек.
Он от друзей отстать не мог.
Три богатыря на тасхыл поднялись,
Три богатыря за мечи взялись.
Богатырям чудовище громко кричит:
"Страх, видно, сердце у вас леденит?!
Что-то поблек ваш хваленый вид!
Так слушай ты, Албынжи-мудрец,
У нас с Хан-Чачах один отец.
Хочу я народы вокруг покорить,
Хочу я славу с ней разделить,
Отдай мне сестру и сам покорись,
Если тебе дорога твоя жизнь!"
Сказал Албынжи, не потупив глаз:
"Откуда ты, нечисть такая, взялась!
Пока голова у меня на плечах -
Не будет твоею сестра Хан-Чачах".
Эти слова он гневно сказал,
В руке его молнией меч засверкал.
"Дочь черной силы! - кричит Албынжи. -
Имя свое перед смертью скажи.
Чтоб знала земля, моя милая мать,
Вечным проклятьем кого проклинать!"