— Что это ты задумал, ага? Не жадность ли тебя одолела? Не нищенствовать ли ты отправился? Иль мало тебе твоих богатств — вон сколько скота пасется в степи!
— Нет, чабаны, не нищенствовать я пошел. Старуха из Нишапура увела Гыр-ата. Вот и иду я за ним, одевшись каландаром.
Подошел один из пастухов.
— Слыхал я, что и большой человек теряет разум. Выходит, правда это.
— О чем это ты? — не понял Гёроглы.
— Все говорят, что ты просто растерялся, ага. Ведь не на простого коня старуха села — на Гыр-ата, прозванного Меджнун-Дэли, а старухе-то сто восемьдесят лет, и сама она вся с кулак. Да при переходе первой же горы конь заиграет и сбросит ее и к вечеру прискачет к нам. Не ходи, ага, не мучайся понапрасну, оставайся здесь переночевать.
Это глупость, понятно, была. Но Гёроглы поверил пастуху.
— Ну, что ж, пожалуй, останусь, — ответил он, решив заночевать у пастухов.
А чабанам того и надо — начали они ловить, резать и свежевать его же баранов, принялись готовить яхна, тамдырлама, ишлеме, гомме… А когда занялся следующий день, Гёроглы спросил:
— Ну, чабаны, прискакал Гыр-ат?
— О ага, да откуда ему знать, что ты здесь! Если он, играя, сбросил старуху, то небось пасется где-нибудь в горах. Поднимись на гору, покличь своего Гыр-ата, песню спой ему — он услышит твой голос и, глядишь, прискачет.
— Ну, что ж, спою, пожалуй, — решил доверчивый Гёроглы и стал взбираться на гору.
А пастухи у него за спиной перешептывались:
— Ловко мы провели его! Не можем мы к мейхане твоей прийти, приветствовать тебя, так хоть здесь, в горах, пение твое послушаем, с нас и этого будет довольно…
А Гёроглы взобрался на гору и запел, призывая Гыр-ата:
Ну, да где там — не прискакал Гыр-ат!
— Эх, чтоб тебе пропасть, из-за тебя я целый день потерял, — сказал Гёроглы и, поспешно спустившись с горы, пошел своей дорогой. Шел он, шел и дошел до реки Араз. Посмотрел — течение бурное.
— О боже, покровитель мой, как тут быть? На Гыр-ате реку перемахнуть ничего не стоило. А теперь, видно, надо броду искать.
Подошел он к берегу и увидел следы Гыр-ата. Пригляделся и понял, как было дело: сев на коня, старуха хлестнула его плетью, и конь перескочил реку, да на пятнадцать гезов дальше от берега на землю опустился.
Закричал он и рухнул на землю без чувств. Только через три часа пришел он в себя и сел, рыдая, на берегу реки. Стал утешать он себя: "Не горюй, мое сердце, не плачь. Слезы — удел малодушного, труса". Но, вспомнив Гыр-ата, вновь залился слезами и запел.
Едва закончил песню Гёроглы, как подскакал к нему всадник и сказал:
— Давай руку, сын мой! — и посадил на коня позади себя. — Закрой глаза! — повелел он.
Гёроглы закрыл глаза. Три часа скакали они, и вновь всадник приказал:
— Открой глаза!
Открыл глаза Гёроглы и увидал, что стоят они на какой-то горе. Рядом родник журчит. Отдохнули они, попили чай, покурили кальян. В стороне Кыблы виднелась крепость.
— Видишь эту крепость, сын мой?
— Вижу.
— Это и есть Нишапур. А поодаль красуется гора Серви-даг. Нишапур и Серви-даг как две крепости стоят. Во вторую крепость, сын мой, не ходи. А попадешь в Нишапур — не торопись. Минет год, и всевышний вернет тебе коня.
Оглянулся Гёроглы, а всадника уже и след простыл. Это был покровитель Гёроглы, Лев божий.
Гёроглы подумал: "Э, ведь я мог спросить его, где мой конь. Да ладно, теперь как-нибудь и сам найду".
Поспешно спустился он с горы, торопясь войти в крепость до захода солнца, пока не закрыли ворота.
— Не приютите ли божьего странника? — спрашивал он всюду, где видел свет.
— Ступай прочь, проклятый! — отвечали ему.
У других ворот спрашивал он:
— Не приютите ли божьего странника?
— Ступай прочь!
Он идет к следующему дому: