Впрочем, всех решили пока не будить, ограничившись командным составом. Нечто передвигалось очень медленно, иногда и вовсе исчезая из поля зрения в низинах.
Услышав мой рассказ о странной тени, Репей пожал плечами:
— Если каждого шороха бояться, можно с ума сойти. Пока проследим за этим выползнем, может, это что-то безобидное. Да и мимо же может проползти.
Но нечто двигалось прямо в нашем направлении, хоть и неторопливо. Репей решил, что всё-таки лучше перестраховаться, и протрубил подъём.
После короткого совещания решили держать оборону в башне. Сталкер и один из самых сильных карлов перегородили проход, поверх их голов в выползня целилось полдюжины лучников Волки Алексея тихо и сухо подвывали, затеяв какую-то пляску на улице. Зомби вообще очень агрессивны, и сейчас только воля некро-друида удерживала их от нападения.
— Как будто черепаха какая ползёт, — фыркнул Репей. — Да и размер не больше, если по моему навыку слежки оценить. Ты своей Меткой дотягиваешься?
— Пока нет, ещё метров пятьдесят... А нет, дотягиваюсь.
Я повесил на тварь Метку.
И только сейчас понял, насколько ошибся Репей.
Материк II
Выползень каким-то образом обманул навык слежки босса (да и наше зрение) и приблизился к башне на расстояние в полсотни метров.
Большим ростом чудовище не отличалось — чуть больше метра. Но вот в поперечнике оно достигало метров трёх, если не больше. Формой тела, двумя длинными верхними конечностями и четырьмя парами коротких нижних тварь напоминала краба, но ничего другого общего у неё и членистоногого не было.
Тело чудовища покрывала короткая шерсть болотного цвета. Верхние конечности — многосуставчатые, из-за чего казалось, что они извиваются; нижние напоминали короткие толстые колоды, но перебирал ими монстр шустро. Глаз нет. Кажется, чудовище разведывало дорогу, размахивая над землей передними лапами. Да и вообще, голова как таковая у выползня отсутствовала, только между передними лапами располагался широченный зубастый рот.
Тварь остановилась в двух десятках шагов от башни и утробно застонала. По её телу прошла судорога, пасть раскрылась и изрыгнула три трупа. Среди них было тело Диса. Чудовище тем временем опёрлось на передние лапы и немного приподняло над землёй свою переднюю часть. На брюхе прямо под первым ртом был второй, поменьше. Он вытянулся, как широкий, но короткий хобот и, после второго стона, изрыгнул на трупы какую-то серо-зелёную слизь. Резко запахло несвежим мясом. Чудовище же невозмутимо опустило переднюю часть своего тела на трупы и заурчало.
— Ну и запашок, — угрюмо сказал Репей. — Внешнее пищеварение во всей своей красе.
Его слова как будто подействовали на монстра. Оно что-то пробулькало и вытянуло вперёд свои передние лапы. Их концы на пару секунд раскрылись, вперёд выстрелили два глаза на стебельках. Они быстро обшарили окрестности и исчезли. Нами чудовище как будто совершенно не заинтересовалось.
Алексей это озвучил.
— Конечно, — фыркнул Репей. — Пока мы живы — ей плевать. Подожди, пока придут те, что убили наших парней ночью, и окажешься у неё в брюхе.
— Убили наших парней? — переспросил Хорвил.
Я невольно обернулся. Голос конунга звучал так, будто кто-то только что рассказал ему самую смешную шутку, какую только можно представить. Хорвил шатался, у него в руке был нож.
— Чё такие серьёзные? — спросил он и тихо рассмеялся.
Уже через секунду он самостоятельно расширил свою улыбку от уха до уха, а третьим движением вскрыл себе глотку так, что края раны едва не соприкасались с краями улыбки.
Я увидел в дальнем углу башни карлика, закутанного в чёрный плащ. На его лысой яйцеобразной голове не было ни носа, ни глаз, ни ушей, только три — один над другим — безумно улыбающихся рта. Через миг все они раскрылись в беззвучном смехе.
Я тоже рассмеялся и вытащил из-за голенища сапога свой нож.
Жить стало гораздо проще, а уж веселее — точно. Но что-то внутри меня не давало мне сделать вечную улыбку на лице. Я едва надрезал правый уголок рта, как мне совершенно расхотелось смеяться. Не понимая, что делаю (я же просто хотел улыбнуться!), я швырнул в карлика нож. Клинок рукоятью ударил карлика в грудь, но тому это не понравилось. Один из его ртов скривился, два других продолжали улыбаться.
Моё тело скрутила судорога. Нечто внутри вползло в мою левую руку и замерло. Я быстро начал приходить в себя от наваждения.
Одна стрела из моего арбалета ушла в сторону, вторую карлик поймал своей тщедушной ручонкой и отшвырнул. Теперь улыбка исчезла со всех его ртов. Алексей, уже изрезавший себе лицо, остановился и недоумённо уставился на нож в руке. К сожалению, Сталкера и ещё троих карлов остановить никто не успел.
Выползень тем временем превратил волков в фарш и уже лез в башню. Мы очутились в ловушке, но сейчас, по крайней мере, никто не пытался себя прирезать. Репей яростно матерился, приказывая перекрыть дверной проём. В выползня полетели первые стрелы, Трясучка и карлы похватали брошенные мечи.
Карлика кроме меня как будто никто не заметил.
Я ещё раз разрядил арбалеты в гипнотизёра и схватил Меч Тени, одновременно набросив на уродца Метку. От стрел карлик отмахнулся своей четырёхпалой рукой, после она вновь на миг исчезла в складках плаща, а когда появилась, в ней блеснул крохотный ножик. Верхний рот растянулся в улыбке, в то время как два других кривились от ярости. Я на мгновение чуть не потерял контроль, но "чуть" и лишь на мгновение. Теперь яростный оскал появился на всех трёх ртах уродца.
Я атаковал карлика. Удар должен был развалить голову моего противника на две ровные половинки, но тот отбил мой клинок своим крохотным ножичком. Из-под плаща появилась вторая ручонка, она вцепилась мне в бедро и одним рывком порвала штанину и выдрала кусок мяса. Я зашипел от боли и постарался ещё раз достать уродца, но тот ушёл от удара и чиркнул мне по животу ножом. В этот раз пострадали только куртка с рубахой, но что-то подсказывало мне, что кольчуга во второй раз может и не выдержать.
Карлик оказался чертовски быстрым и сильным. Это злило. Я почувствовал, как на меня накатывают холодные волны Злобы. Я перестал волноваться, ушла боль. Я просто захотел убивать. Нет, это не было вспышкой внезапной ненависти или ярости. Я очень спокойно и обстоятельно обозлился на всё живое.
Пришло понимание. Берсеркер, поддавшись действию собственной ярости, летит вперёд, чтобы ломать, крушить и рубить, ему плевать на то, что станет с ним потом. Он не думает, а подчиняется инстинктам. Истинный Убийца должен быть совершенно спокоен. Злоба придаёт ему сил, но это не значит, что нужно лететь вперёд, наплевав на собственную жизнь. Убийца должен планировать, думать и только потом убивать, единственным точным ударом. Абсолютно хладнокровно, чувствуя только удовлетворение от того, что очередная жизнь прервалась.
Затемнённое помещение башни окрасилось в красный цвет. Там, где раньше была тень, сейчас будто светило тусклое красное солнце. Я мог рассмотреть каждую песчинку в самом тёмном углу. Пусть другие сражаются в чистом поле при свете дня, моя стезя — мрак и узкие помещения.
Меч Тени исступлённо бился в моей руке. Его воля (или то, что можно было назвать зачатками разума) чувствовала, что сейчас польётся кровь. Меч чувствовал присутствие карлика, он желал выпить его жизнь. Мне стоило отступить, спрятаться, дождаться, пока карлик начнёт свой гипноз, чтобы атаковать его неожиданно. А он уже должен начинать — несмотря на всю свою силу, его напарник-выползень проигрывал драку. Утыканный стрелами и изрубленный мечами, он уже не пытался напасть на оказавшуюся зубастой добычу, он искал возможность уползти, но добыча превратилась в охотника, и теперь карлы и оставшиеся соклановцы теснили чудовище, не давая ему сбежать. Мне нужно всего лишь уйти в Тень на несколько секунд, исчезнуть, запутать карлика... Пожертвовать парой жизней.
Но помимо всего прочего я был человеком, членом клана. У меня были друзья и знакомые, долг перед десятками людей, поставленными в безвыходное положение. Возможно, истинным Убийцей мне не стать, но я и не хочу. Я человек. Запутавшийся в собственных чувствах, оставшийся без личности и воспоминаний, но всё ещё человек, а не машина для убийства. Думаю, Рилай верила именно в это. И в то, что моя новая личность, которая сформируется под давлением тёмной и мрачной действительности, всё ещё будет воспринимать такие вещи как долг, милосердие и самопожертвование. Она была не права, называя меня Судьёй, ведь Судья должен быть абсолютно бесстрастен, я же таковым становиться не хочу.