Я беру с собой немного дряни и отправляюсь в микрорайон одиноких матерей, В березовый микрорайон, где живут лишь одинокие матери и их взрослеющие дети. Я опять хочу увидеть Христиана, пока в нем еще сохранилось что-то теплое и мягкое. Я его обязательно должен увидеть во время разговора с какой-нибудь девушкой.
После получасовой автобусной качки я попадаю в березовый микрорайон, И сразу же натыкаюсь на Христиана, выходящего из подъезда. Я прошу у него прощения, и от этого у него разглаживается лицо. Но это не признак чувствительности. Он наверняка успокоился, потому что решил, что я его боюсь. Одного извинения слишком мало, чтобы извлечь из Христиана нечто мягкое и приятное. Он видит, что я обкуренный, и спрашивает, есть ли у меня товар. Но я ему его не дам. Обкур с Христианом был бы чем-то таким необыкновенно теплым, сладким и мягким, что от одной этой мысли я некоторое время не могу пошевелиться. Но пока в нем есть что-то приятное и мягкое — даже на трезвяк, — он не должен курить. Я ему не дам пыхнуть, и это хорошо. Возможно, ему очень хочется, возможно, мне даже придется сделать вид, что меня не существует, если он опять меня ударит. Но это ему не поможет. Когда я это осознаю, меня охватывает очередная лавина тепла. Прекрасно, когда ты настолько счастлив и спокоен, что даже не чувствуешь возбуждения перед приближающейся волной блаженства, которая и без того приближается.
Наконец, я просыпаюсь и точно припоминаю, что я делаю хорошего. Я спасаю Христиана. А когда мы начинаем болтать, оказывается, что он не курит, потому что сам барыжничает. Собственно, именно на этом держится его авторитет среди пацанов. Среди пацанов, потому что с девчонками он все-таки имеет дело лишь поверхностно, как и все здешние пацаны. По микрорайону гуляют смешанные группы, но пацаны разговаривают между собой, а девчонки — между собой. Возможно, ревнивые матери приложились к этому. Ведь они на все способны.
В группе Христиана тусуется пацан с длинными светлыми волосами и большим носом. Они его, конечно же, обзывают Слоном, Они рассказали мне, что он постоянно ходит сонный, потому что мать-фармацевт добавляет в его еду снотворное. Она спокойна только тогда, когда он спит. Она знает, что только в этом случае он ни себе, ни кому-то другому не причинит никакого вреда.
Ясное дело, она пичкает его снотворным только потому, что у Слона нет никакого другого источника питания, так как он нигде не работает. Хоть и трудно сказать, что в этом случае следствие, а что причина.
Я узнал, что Слон уже выработал какой-то иммунитет к этому снотворному и около полудня вылезает из квартиры во двор. Но он такой же ослабленный и не может пить алкоголь, потому что сразу же засыпает.
И тогда Христиан спасает его амфетаминами, которые достаются ему в кредит, то есть на шару. Я — принципиальный противник амфетаминов. Амфетамины — это блядство. Это блядство, которое возбуждает, но совершенно никому не приносит удовлетворения. Хотя в этом случае они спасают, сбивая сонливость Слона.
Я просыпаюсь утром слегка обкуренный и вспоминаю, что произошло. Прежде всего, я сблевал, даже по трезвяку. Когда-то организм был посильнее.
На трезвяке прошла вся среда. Я гулял с Христианом и пацанами до самого вечера, а вечером мы услышали шум, исходящий из окрестностей близлежащей мусорки. Крики и характерный отзвук, будто бы кто-то царапал по металлу. Вокруг мусорки в форме беседки из металлической сетки бегала одна из мамаш. Она держала в руке кухонный нож для резки хлеба. А другая мамаша от нее убегала. Они обзывали друг друга. Поскольку у мусорки было два выхода — один с левой стороны, а другой с правой, — убегающая мамаша могла время от времени в нее забегать, не боясь попасться в западню. Догоняющая мамаша не всегда забегала за ней внутрь, иногда колебалась, какой бы выход ей выбрать. Тогда обе женщины останавливались, дышали и смотрели друг на друга сквозь сетку, а догоняющая вонзала нож в металлические петли сетки. Она пыталась напугать убегающую.
Возле мусорки стояла пара пацанов, которые следили за всем этим. Христиан спросил у них, что случилось. Оказалось, что один дал немного амфы другому, который находился на принудительном домашнем лечении. Однако мать лечившегося предъявила претензии не к давшему, а к его матери. Возгласы типа «ты как его воспитала, блядище» были повторяющимся сэмплом этой погони. Я смотрел на Христиана и наблюдал за тем, как он отреагирует на такое. Я и не думал, что уже на следующий день я узнаю.