СЛЭШ: Я помню Никки еще когда он играл со своей группой «London» в Starwood. Мне было около четырнадцати в то время, и он был тем харизматическим гламурным панк–басистом, который произвел реально большое впечатление на меня. Затем я помню его приезд в мою среднюю школу для раздачи пригласительных билетов на концерт Motley Crue в Whisky A Go–Go всем горячим цыпочкам.
Motley Crue были американскими Sex Pistols. На музыкальном уровне у них было несколько хитовых песен и крутая лирика, но главное, у них была собственная позиция и имидж. Они были единственной лос–анджелесской группой, кроме, возможно Van Halen, имеющей некую искренность и брали тем, что они делали все серьезно, и благодаря Никки. Только у него было видение перспективы.
Я немного зависал с Никки в этом доме в 86–ом, и я нашел вызывающее отвратительное очарование в его образе жизни. Мои худшие героиновые годы были позади к тому времени, но я пил как ненормальный: я начинал день с Джека (Jack Daniels–виски) и кофе. Мои годы наркомана были грязны и противны, но Никки, как мне казалось, нашел крутой, очаровательный способ быть наркоманом.
Guns N' Roses тогда еще не были популярны, так что я был по–прежнему уличным парнем, но если быть честным…, если бы у меня были деньги Никки, то я жил бы точно также как и он.
19 февраля, 1987.
Вэн Найс, 18:15 .
Только что вернулся из антикварного магазина. Купил несколько старых книг. Сегодня вечером я собираюсь читать книгу под названием Пять Лет Смерти (Five Years Dead)…, то что надо.
Чем притягивают меня антикварные вещи? В них чувствуется история, не видимая простым глазом. Она просачивается сквозь дерево. Это так или иначе заставляет меня чувствовать комфортно. Я чуть не купил старый гроб сегодня, но не смог представить, где я поставлю его в доме. Дом сжимается.
Полночь.
Я так похудел. Мне велика вся моя одежда.
20 февраля, 1987.
Вэн Найс, 4 утра.
В общем, я начал писать песню под названием Пять Мертвых Лет (Five Years Dead). Я предполагаю, что это попытка сделать нечто как Aerosmith со своим первым альбомом… крутая запись. В памяти всплывают все лучшие и худшие воспоминания из Сиэтла. Как я выжил в те дни, я понятия не имею.
РОСС ХАЛФИН (ROSS HALFIN): Именно так Никки придумывал названия своим песням. Он сказал мне, что обычно покупает старые книги и ворует их названия. «Five Years Dead» — один из примеров, которых было очень много.
FIVE YEARS DEAD
Uptown downtown
Haven’t seen your face around
Paper said you shot a man
Trigger–happy punk down in Chinatown.
21 февраля, 1987.
Вэн Найс, 2:45 ночи.
Интересно, что делает моя сестра прямо сейчас. Интересно, она меня ненавидит за то, что я ненавидел маму. Мне хотелось бы многое узнать…
1. Мой папа знает, кто я?
2. Моя группа ненавидит меня и хочет найти другого басиста?
3. Как там Лайза?
4. У меня когда–либо будет семья?
5. Что будет, если кто–то найдет эти дневники?
НИККИ: Лайза была моей сестрой, которую я никогда не знал. Сразу после своего рождения, год спустя после меня, она исчезла, насколько я помню. Я не знал, куда она делась, пока не повзрослел. Местонахождение Лайзы интриговало и беспокоило меня всю мою жизнь, но только в конце 90–ых я обнаружил, что она жила в санатории. Я знал, что у нее был синдром Дауна и другие серьезные проблемы со здоровьем, но, честно говоря, для меня все это было покрыто тайной.
В откровенной беседе с моей мамой перед туром New Tattoo я выяснил, где находится Лайза. Когда я позвонил людям, которые заботились о ней все эти годы, они сказали мне, что помнят меня еще мальчиком. Я ответил, что мне не разрешали видеться с ней, будто это расстроит ее, и было лучше никогда не навещать ее. Они сказали мне, «нет, это не правда – мы всегда удивлялись, почему Вы никогда не приезжали к ней». Я сказал, что занимаюсь музыкой, и они сказали мне, что единственное удовольствие Лайзы в жизни — слушать радио. Она жила в Сан–Хосе, где мы играли много концертов.
У меня сердце упало, и я закипел от гнева. О, Боже, думал я, сплошная дезинформация, и я договорился навестить ее, как только закончится тур, и поклялся сделать все, что может помочь изменить ее жизнь. К моменту, когда закончился тур, она умерла, и все, что я мог сделать, поставить статую ангела с крыльями в память о ней. Это – большая вина всей моей жизни, что я никогда не знал ее. Я как обычно обвинял мою мать, но теперь я знаю, что у меня была возможность пробиться в жизнь Лайзы.
Я никогда не забуду, как держал ее, лежащую в гробу, за маленькую ручку и смотрел на милое личико. У нас были похожие брови. У нас никогда не было шанса быть вместе. Я плакал так горько, как никогда в своей жизни.
ДИНА РИЧАРДС (DEANA RICHARDS): Когда Лайза родилась, доктора знали очень мало о монголоидизме (mongoloidism). Они знали только о том, что у монголоидных детей было два гена вместо одного. Лайза была очень редким случаем синдрома Дауна. Большинство детей с синдромом Дауна достигают умственного развития ребенка 3–10 лет. Лайза так и не достигла этого. Она не умела ходить, не могла есть, ничего — у нее буквально был ум новорожденного ребенка всю ее жизнь.
Когда Лайза родилась, доктора сказали мне, «не забирай ее домой, она никогда не будет в порядке, она не выживет». Но когда ей было два месяца, я пошла в больницу и забрала ее. Доктора сказали, «Вы не можете сделать этого, она скоро умрет», и я сказала, «Хорошо, тогда она умрет на моих руках, дома». Я отвезла ее домой и попыталась заботиться о ней, но ее отец и я разошлись, и я не могла позволить себе постоянных докторов и медсестер и всего остального. Я стала совсем больная в своих попытках заботиться о ней, и Никки был совершенно заброшен.
Мне удалось найти небольшую частную лечебницу недалеко от Скотс Вэлли (Scotts Valley) в Калифорнии, которая специализировалась на больных с синдромом Дауна. Они согласились принять Лайзу, получив опеку над ней, так что я отказалась от юридических прав на нее и передала ее под опеку государства. Я привезла свою дочь, и люди, управляющие больницей, велели мне уходить и никогда не оглядываться назад. Я спросил, почему, и они сказали, «потому что это только разобьет Вам сердце. Лайза не знает Вас. Не мучайте себя».
Я могла бы не послушаться, и найти множество финансовых возможностей, чтобы навещать ее каждую неделю, но это привело к тому, что Никки, которому исполнилось уже три года, чувствовал себя настолько заброшенным, что он только сидел на полу и раскачивался из стороны в сторону. Я должна была сделать выбор – или Лайза или он. Так что я прекратила думать о встречах с Лайзой и начала проводить больше времени с Никки. Дела с Никки пошли тогда на лад,..по крайней мере, на некоторое время.
Никки не должен чувствовать себя виновным во всем этом. Он никогда не смог бы изменить того, что случилось с нею, и со мной.
Не было никакого смысла в его встречах с ней, потому что она не знала его, и испугалась бы, увидев незнакомцев, расстроилась бы. В течение многих лет я думала, что поступила ужасно с Лайзой. Потом, в конечном счете, я поняла, что она была особым даром Господа.
СЭСИ КОМЕР (CECI COMER): Всякий раз, когда мама говорила о Лайзе, она была всегда тихой и убитой горем, и было ясно, насколько это было мучительно и болезненно для нее. Она никогда ничего не скрывала, но она сомневалась в необходимости визитов к ней – я помню, как несколько раз спрашивала ее, можно ли нам навестить Лайзу, и мама всегда плакала. Она не разрешала ездить к ней, потому что визиты расстраивали Лайзу на несколько дней, и мама была уверена, что совершенно незнакомые люди принесут ей больше вреда.
20:45.
Иногда я думаю, почему я всегда покупаю такое малое количество наркотика? Я использую все сразу же, затем я должен ждать Джейсона, когда он сможет прийти и видеть его глупое лицо каждый день. Почему я не покупаю оптом, я мог бы видеть его раз в неделю?